и говоришь, и говоришь ему злые гадости,
поскольку знаешь: контроль отпустишь, и все развалится,
даже стена, что вы построили между вами.
Когда он поклялся
Звездочка мерцает, тревожа память,
сердце заставляя стучать быстрей.
Она вспоминает, как поддавалась,
как себя позволила на костре
сжечь безумной страсти. Как в груди волны
обращались, лаской ведомы, в штиль.
Когда он поклялся, что все отринет,
ей тогда казалось, что он шутил.
Буря, не подвластная морской деве,
из души боль вынесла, разметав:
лучше волю гневу дать, чем жить с раной,
рассуждая, кто из вас был неправ.
Она заперла его в темной башне
до скончанья самых седых времен.
Когда он поклялся, что все отринул,
ей хотелось верить, что не ее.
Годы разделили, не отдаливши,
и болит, как прежде, оно болит.
Он стоит над ней неподвижно, молча,
так людского мало в нем: монолит
льда и равнодушия в каждой фразе.
Навь испивший, в нави попавший клеть,
он исполнил клятву. Глядит царевна,
и от боли хочется умереть.
Море все тревожится, бьет волнами,
только камень мертв, и он глух к волне.
Сердце у Кощея ведь тоже камень,
может, даже каменней всех камней.
Под броней укрыто – и не достанешь,
смельчака для этого не сыскать.
И не то чтоб больно от этой мысли,
но все ж жмется где-то в груди тоска.
Ноги утопают в песке прибрежном —
может, не пускает к себе вода?
Если ты поклялся остаться нежным,
почему решился затем предать?
Море все беснуется, не прощает,
ждет нетерпеливо его ответ,
но так много сказано было раньше,
что теперь для искренности слов нет.
Он не поддается и не сдается.
Раз однажды предал, держи свой путь?
Но по щекам капли скользят и жгутся,
и что это – брызги, не обмануть
ни себя, ни волны, что видят насквозь.
Море знает, море смиряет гнев.
И понять нетрудно, что смерть в разлуке,
вовсе не в запрятанной той игле.
Твой злейший враг
Хорошо, давай так, я – твой злейший враг:
ни прогнать, ни в дом пригласить на чай.
Я ушел на много и много лет,
и меня в судьбе твоей больше нет,
но сомнений червь – затаенный страх —
заставляет тебя скучать.
Заставляет прятаться, едва день
исчезает, город упрятав в тень.
Фонари мигают, их свет больной,
словно отблеск в аду костров.
Я приду к тебе, когда ты не ждешь.
Впрочем, все это тоже ложь.
Если так боишься, то почему
дверь закрыта не на засов?
Эти долгие ночи, немые дни,
мы всегда