– А кто ты таков?
– Кто я? Как бы вам сказать… Зовут меня Киршею; родом я из Царицына; служил казаком в Батурине, а теперь запорожец.
– Запорожец! – вскричал Алексей, отскочив в сторону.
– Да, – продолжал спокойно прохожий, – я приписан в Запорожской Сечи к Незамановскому куреню и без хвастовства скажу, не из последних казаков. Мой родной брат – куренной атаман, а дядя был кошевым.
– Помилуй господи! – сказал Алексей. – Запорожский казак и, верно, разбойник!
– Нет, товарищ, напрасно. В удальстве я от других не отставал, а гайдамаком никогда не был.
– Как же ты попал в здешнюю сторону? – спросил с любопытством Юрий.
– А вот как: я года два шатаюсь по белу свету, и там и сям; да что-то в руку нейдет. До меня дошел слух, что в Нижнем Новгороде набирают втихомолку войско; так я хотел попытать счастья и пристать к здешним.
– Против кого?
– А мне что за дело? Про то панство знает, была бы только пожива; ведь стыдно будет вернуться в мой курень с пустыми руками. Другие выставят на улицу чаны с вином и станут потчевать всех прохожих, а мне и кошевому нечего будет поднести.
– Зачем же ты не пристал к войску гетмана Жолкевского?
– Спроси лучше, зачем отстал?
– Так ты беглый?
– Кто? я беглый? – сказал прохожий, приостановя свою лошадь. Этот вопрос был сделан таким голосом, что Алексей невольно схватился за рукоятку своего охотничьего ножа. – Добро, добро, так и быть, – продолжал он, – мне грешно на тебя сердиться. Беглый! Нет, господин честной, запорожцы – люди вольные и служат тому, кому хотят.
– Но разве вы не должны служить королю Сигизмунду?
– Должны! Так говорят и старшие, только вряд ли когда запорожский казак будет братом поляку. Нечего сказать, и мы кутили порядком в Чернигове: все божье, да наше! Но жгли ли мы храмы господни? ругались ли верою православною? А эти окаянные ляхи для забавы стреляют в святые иконы! Как бог еще терпит!
– Но все эти беспорядки скоро прекратятся: московские жители добровольно избрали на царство сына короля польского.
– Добровольно! Хороша воля, когда над тобой стоят с дубиною… нехотя закричишь: давай нам королевича Владислава! Нет, господин честной, не пановать над Москвою этому иноверцу. Дай только русским опериться!
– Но, кажется, дело кончено, и когда вся Москва присягнула польскому королевичу…
– Мало ли что кажется! Вот и мне несколько раз казалось, что там направо светит огонек, а теперь ничего не вижу.
– Огонь! где ты видишь? – вскричал Алексей.
– А вон, посмотри: опять показался; видишь – там, как свечка теплится?
Путешественники остановились. Направо, с полверсты от дороги, мелькал огонек; они поворотили в ту сторону, и через несколько минут Алексей, который шел впереди с собакою, закричал радостным голосом:
– Сюда, Юрий Дмитрич, сюда! Вот и плетень! Тише, боярин, тише! околица