– Это все всерьез, не треп? Этот Стивенсон, он в самом деле профессор? У него есть лаборатория? Ему можно верить?
– Что значит – можно ли ему верить?
– Ну, верить его рассказам. Эти свидетельства правдивы или нет?
– А как, по-твоему, можно определить, что правда, а что нет?
– Не знаю… Думаю, если большинство во что-то верит, тогда это скорее правда, чем ложь.
– Ну, если взять всех индуистов и буддистов, прибавить к ним четверть всех европейцев и почти треть американцев, тогда получится, что большинство людей верит в реинкарнацию. Они убеждены, что тело – всего лишь оболочка, а наша душа продолжает жить.
– И меняет оболочку, когда та изнашивается, да? Это и есть реинкарнация? Душа, как блоха, перескакивает с человека на человека или на собаку, с собаки – на кошку, с кошки – на крысу? Все так просто?
– Нет, не так просто. Это долгое путешествие. Путешествие, о котором у нас, как правило, никаких воспоминаний не остается. Разве что все пойдет не так…
– Как это – не так?
Первая стадия: Младенческая душа
Мадди, сейчас я тебе объясню, это не так уж сложно. Детские души – это души, которые только начинают свое путешествие. Они открывают для себя жизнь и смерть. На этой стадии их единственная цель – научиться выживать.
I. Исчезновение
Эстебан
1
Я разумная, предельно независимая и насквозь, до печенок, свободная женщина. И довольно богатая.
Надеюсь, именно такой меня видит десятилетний Эстебан. И именно такой я хочу выглядеть в глазах своих пациентов. Доктор Мадди Либери, врач-терапевт, бульвар Тьера, 29, Сен-Жан-де-Люз. Надежная, сильная, честная. Незачем кому-то знать про мои слабости, мои сомнения или мой тайный сад, и уж точно про все это незачем знать моему сыну.
С третьего этажа, из окон моей квартиры на улице Эчегарай, открывается один из лучших видов на Большой пляж, по прямой до него сто пятьдесят метров, добежать можно за сорок пять секунд, я засекала.
Так зачем себе в этом отказывать?
Это наш с Эстебаном ритуал – каждое утро, до того, как он уйдет в школу, а я приму первого пациента, и даже до того, как мы вместе позавтракаем, мы облачаемся в то, что валяется рядом с кроватью, – и на пляж. А как только вода весной прогреется до семнадцати градусов, еще и плаваем. Все улицы в нашем Сен-Жан-де-Люз ведут к океану, как будто город строили так, чтобы волны можно было увидеть с каждого балкона.
Начало девятого. Пляж почти пуст – на длинном полумесяце, выгнувшемся от мола до мола, я не насчитала и двадцати туристов. Мы устроились рядом с террасой баскского ресторана «Токи Гошоа». Хотя «устроились» – громко сказано. Эстебан кинул на песок красное пляжное полотенце, стащил через голову свитер с эмблемой клуба «Биарриц Олимпик», сбросил с ног зеленые эспадрильи.
– Мам, купаться пойдем?
– Погоди минутку, милый.
Профессиональный рефлекс: цепким взглядом окинуть всё и всех, начиная с Эстебана. С его выпирающими позвонками и тонкими ключицами мой сын похож на креветку. И ноги у него тощие, шорты для плавания цвета индиго, с маленьким белым китом на левой штанине, болтаются. Для своего возраста Эстебан развит нормально, его вес и рост я измеряю каждую субботу, отпустив последнего пациента. Это еще один наш ритуал. Он получает свою еженедельную тарелку кебаба в том случае, если кривая веса, проведенная красным фломастером, остается в границах нормы.
– Мама, ты идешь?
Эстебан нетерпеливо ждал, пока я разденусь. Выходя из дома, я накинула поверх ярко-розового с лиловым бикини только сетчатую тунику. Мне нравится прикосновение легкой сетки, обтягивающей живот и открывающей ноги намного выше колен. Мне нравится в возрасте под сорок все еще чувствовать себя привлекательной, и не только для пенсионеров, выгуливающих своих пудельков на набережной Инфанты.
Я всмотрелась в океан. Вдалеке, ближе к Андаю и пляжу Сокоа, серферы в черных гидрокостюмах лезли на волны, как муравьи. А за спиной у нас ветер с Атлантики трепал воткнутые вдоль мола икуриньи[2].
– Нет. Сегодня не купаемся, милый. Волны слишком большие.
– Что?
Эстебан посмотрел на волны высотой в несколько метров. Понятно, что в такую погоду купаться нельзя. И все же для порядка стал упрашивать:
– Ну, мама, сегодня же мой день рождения!
– Знаю. И что? Что это меняет? Мы же не хотим утонуть в день, когда ты родился!
Эстебан улыбнулся мне неотразимой улыбкой Маленького принца, перед которой не устояла бы ни одна мама. Жалобный взгляд ясных глаз царапнул по сердцу. Я ласково потрепала его по волосам. Обожаю своего Маленького принца, мечтательного и упрямого, и каждый вечер, когда Эстебан безмятежно засыпает, я, стоя на балконе, благословляю астероид,