Слишком искренняя для того, чтобы быть настоящей.
– А оно не могло совпасть в районе твоей камеры?! – тихо прошипела Майя.
Ей уже было все равно. Подумаешь, разговаривает она сейчас с местным демиургом, находящимся совершенно в другом помещении. Одним симптомом шизофрении больше, одним меньше… а вот шуметь и привлекать внимание этого самого шипоглота совершенно не хотелось. Если это, конечно, он.
– А зачем ему там совпадать? – хихикнул Первый. – Это же скучно!..
– Мог бы сбежать!
Тяжелый вздох:
– Моя камера слишком статична… А тех искажений, что просачиваются через решетку, не давая создаться Стремнине, слишком мало, чтоб что- то сделать… О, смотри! – в голосе проклюнулись заинтересованные нотки: – Шипоглот тебя услышал!
– И???…
Голос отвечать явно не собирался. А вот гигантский богомол внезапно замер – фасеточные глаза окрасились в алый цвет – и, высоко задирая длинные хитиновые лапы, шагнул к Майе… Махнул верхней, поросшей шипами, конечностью – и серый экран, разделявший две реальности, лопнул, разбрызгав по камере обломки тумана.
Рута без сил рухнула на стул, стоявший возле двери.
Девушка не могла бы сказать, сколько времени она провела за пределами камеры – пять минут, десять, час, два? Она даже толком не могла сформулировать, что же вообще происходило там, за дверью.
Да, первые несколько мгновений после того, как на запястьях появились тканевые браслеты, пленнице стало лучше, она даже смогла спокойно пройтись по коридору, выкрашенному бледно- розовой, облупившейся краской. Потом ее завели в какой- то кабинет: на двери мерцала золотая табличка безо всяких надписей – и мир рухнул, развалившись на мелкие осколки бессознательного.
Что происходило, как все это было – Первый его знает.
Или не Первый, а Другой. Эти ведь, к которым Рута попала – его ученики, его дети, его посланники… Вороны…
А потом ее отвели обратно в камеру.
Зачем выводили? Что хотели?
В голове словно туман стоял. К горлу подкатывал комок. Мутило.
Даккен зажала рот ладонью, пытаясь дышать носом, надеясь, что все сейчас пройдет…
Прошло. Только легче от этого не стало. В виски словно иглы загнали. Девушка прижала кончики пальцев к голове, зажмурилась, скорчилась, сжалась в комок, надеясь, что боль пройдет…
Не проходила. Грызла все сильнее, с каждым мигом, с каждым ударом сердца все сильнее отдаваясь гулким эхом.
– Тихо, тихо… – чья- то ладонь ласково коснулась волос. – Сейчас будет легче.
Словно подчиняясь прикосновениям,