– Верна! – выдохнул зал. – Отнимем «Ниву» у Кандея. Пусть пешком ходит!
– Поднимем зарплату всем колхозникам, – входил в раж Мишка. – Построим дома. Молодежь вернется в деревню. Снова защебечут детские голоса, зазвенит звонок в школе. Старики перестанут быть одинокими, дети и внуки всегда будут рядом. – Мишка решил, что пора завершать речь, иначе запутаешься. – Я добьюсь, чтобы все заседания Совета проходили гласно: транслировались по радио, и каждый желающий мог побывать на заседании, послушать, как в Финляндии. Все это я вам обещаю, если вы проголосуете за меня!
Артоня хотел сойти со сцены, но его остановил тонкий голосок Андрюшки Кирюшина. Андрюшка стоял, возвышался над головами людей, как кол на травянистом лугу.
– Погоди! Ответь! Почему ты Свистуна правым обозвал?
– Я демократ! Я за власть народа, а он мой соперник, значит, правый. А правые всегда консерваторы. Газеты надо читать, – отбрил Мишка, стоя на краю сцены.
– Раз правый, значит – прав! – выкрикнул Коля Мельник.
– Если вы хотите, чтоб партократия и такие вот князьки, – указывал Мишка на Кандея, – правили вами, то голосуйте за Свистуна, просвистите последнее, что имеете. Я всё сказал!
Уходил и он победителем под шум рукоплесканий.
Дебаты продолжались до поздней ночи. Решено было внести в список всех трех кандидатов. Голосование через неделю.
Народ поднимался, стучал сидениями кресел, а Кандей сидел по-прежнему не шелохнувшись, с открытыми глазами, заплывшими жиром. Олька тихонько позвала его. Кандей не ответил. Погромче позвала. Молчит. Олька дернула за рукав. Кандей встрепенулся, покрутил головой. Олька явно услышала скрип, похожий на скрип несмазанного колеса. Взгляд Кандея обрел осмысленность. Председатель важно поднялся и громко произнес:
– Торжественное собрание объявляю закрытым!.. Пора по домам. Завтра тяжелый трудовой день.
Потом спокойно взял свою коричневую папку со стола, сунул ее под мышку и поплыл к выходу.
4
Утром Маняня спросила у Мишки:
– Ты команду себе набирать будешь?
– Какую команду? – не понял Мишка. Он еще добром не проснулся. Лежал, нежился.
– Вставайтя! Сонце вон где… Я уже огурцы посадила, а вы все спитя, – громко сказала мать из прихожей.
Но