– Холод – это что, к холоду привыкаешь… Да и ко всему привыкаешь.
– А… зачем??
Илья задумался.
Дальнейшая беседа вращалась вокруг монастыря. Афанасий Матвеевич расспрашивал Илью о жизни в обители, а сам ненароком пытался навести его на разговор о странном предупреждении, однако Илья отвечал уклончиво.
По мере приближения времени сна разговор становился всё более вялым и, наконец, оба собеседника замолкли. Илья смотрел на Афанасия Матвеевича неподвижным взглядом, в котором застыл немой вопрос – ну, и что медлишь?
– Н-да… – Афанасий Матвеевич решительно поднялся из-за стола. – Ты, верно, с дороги устал, спать хочешь.
– Устал.
– Ну, что, пожалуй, послушаюсь тебя: идём ночевать во флигель?
– Сначала распорядитесь, чтобы ваши люди вынесли во флигель или в другие постройки то, что имеет для вас ценность.
В голосе мягкого послушника появилась властность.
– Тришка! – крикнул хозяин, который, как загипнотизированный, не мог отвести взгляд от этого парня в чёрной поношенной рясе.
На его зов прибежал парень, дожёвывая что-то на ходу.
– Кликни мужиков, надо во флигель кое-что вынести.
– Что именно?
– Сходите с ними, покажите, что выносить, – распорядился Илья.
Афанасий Матвеевич послушно кивнул и вышел. Они словно поменялись ролями: вальяжный, уверенный в себе барин стал выполнять распоряжения бедного странника, ещё недавно смиренно просившего о ночлеге. Илья, сидя за столом, наблюдал, как хозяин нервно отдаёт распоряжения, как дворовые люди задают недоумённые вопросы и, позёвывая, лениво таскают скарб, слушал визжащий стук передвигаемой мебели и женские причитания.
Наконец барин, немного возбуждённый и растрёпанный, вернулся к гостю.
– Что смогли, перетащили. Хотя я по-прежнему не совсем понимаю…
– Сейчас понимать не надо, скоро всё и так станет понятно. Перетаскали, что могли? Хорошо. Теперь – переодеться и зубы…
– Ах, да… Тришка! Притащи сюда свою рубаху да портки. Да тряпку какую-нибудь давай.
И вот уже барин предстал перед Ильёй в таком виде, что сложно было признать в нём помещика – залатанная выцветшая рубаха, вытертая местами доха, портки, висящие на верёвочке, стоптанные сапоги. Лицо было перетянуто тряпкой настолько, что и узнать нельзя было, кто это: тряпка, длинный нос, да клочья седых волос над полысевшим лбом.
– Ну, гость дорогой, как вам мой маскарад? – он пытался шутить, хотя видно было, что ему не до смеха.
– Годится, – кивнул Илья.
– Ну, в таком случае милости прошу во флигель. Там нам уже постелили.
Во флигеле народу оказалось предостаточно. Все взволнованно переговаривались. При появлении Ильи и барина замолчали, но тут один кто-то робко попросил:
– Благословите, святой отец.
Илья благословил всех. Затушили свечи. Улеглись…
Однако никто не спал. Все прислушивались. Но всё было тихо. Тишина нарушалась только лаем собак. Но вот отдалённый ленивый лай постепенно стал непрерывным и яростным.