Маршалл считал общинный образ жизни наиболее естественным для человечества в силу его родоплеменной природы. «Обожаю коммуну, – сказал он. – Это полная любви среда, изобилующая идеями, где я еженедельно познаю множество всего нового. Меня по-настоящему волнует лишь один вопрос: почему людям хочется заточения в ячейке семьи, или как это там у них называется. Ведь это весьма специфическое и совсем недавнее изобретение человечества, а главное – не особо умное, по моему мнению».
Люди, жившие или просто гостившие в Радужном особняке, упивались его общинной энергией. Там царило ощущение перманентных летних каникул. Чуть ли не каждый вечер сотоварищи и их гости собирались за по-семейному обставленными трапезами по какому-нибудь случаю, предложенному тем, кто на этот раз соблаговолил взять на себя инициативу. У Маршалла был особый дар превращать остатки еды в новые блюда и так насыщать хоть тридцать человек буквально ничем. Время от времени среди гостей оказывались главы государств, астронавты, ученые, миллиардеры, изобретатели и прочие знаменитости.
После трапезы народ обычно собирался в просторной библиотеке, где полки ломились от книг на любые темы – от философии и химии до архитектуры и фэншуя, а на стенах красовалась эклектичная пестрая экспозиция всевозможных картин. Заваривался крепкий чай. Откупоривались во множестве бутылки виски. Разгорались дискуссии по самым разнообразным животрепещущим вопросам – от тайных угроз, исходящих от искусственного интеллекта, до явных рисков от скопления космического мусора на разновысотных околоземных орбитах.
Чуть более формально было обставлено выделение части площади Радужного особняка под лабораторию-мастерскую гибридных художественно-технологических проектов. На стенах дома постоянно сменяли одна другую всё новые арт-инсталляции. Одно время, например, сразу за порогом гостей встречал свисающий с потолка гигантский тетраэдр из рулонов туалетной бумаги и бумажных полотенец. Многие из обитателей дома были активистами программистского движения за прикладной софт с открытым исходным кодом, который каждый волен использовать и дорабатывать по собственному усмотрению. Поэтому на Радужном частенько принимали хакерские марафоны, и тогда особняк на весь вечер, а то и на целый уикенд оккупировали толпы программистов.
Селестина Шнагг, бывшая постоялица Радужного особняка (теперь-то уже венчурная капиталистка), любила загорать у пруда с карпами кои – и это ее медитативное занятие не раз прерывалось налетами орд инженеров. «Вкатят, бывало, массу тележек с каким-то электрооборудованием, заполонят им весь дом и двор, свет повсюду включат, – вспоминала она. – Сами набьются внутрь ограды сотнями и захватят всё на двадцать четыре часа. Оставалось