На той же стороне улицы возник размытый образ женщины. Ее фигура выглядела лишь струйкой воздуха на ветру, а платье развевалось, переливаясь оттенками белого и серого. Она была более прозрачной, чем всадники Дикой Охоты, и сквозь нее были видны деревья. Я повернулась к Кэлуму, вцепившись в его руку своими изломанными ногтями.
– Это дух? – спросила я, тяжело сглотнув, пытаясь сопротивляться желанию еще сильнее прижаться к его телу и найти в нем утешение.
– Дикая Охота идет, – сказал он, кивая головой, как будто это что-то объясняло. – Непокорные духи тянутся к предводителю Охоты и следуют за ним по земле, пока не найдут собственную версию мира.
Он наклонил голову назад, к уходившей в глубь земли пещере, откуда поднимались призраки мужчин, и женщин, и – детей. Они парили в воздухе, не касаясь земли ногами, хотя двигались точно так же, как и живые. Женщина приблизилась первой, встала на перекрестке и замерла. На короткое мгновение она остановила взгляд на нас, черные пятна ее глаз контрастировали с призрачной бледностью лица. В груди у нее была дыра, темная пропасть, которая, должно быть, и была той раной, что убила ее.
В отличие от нее у некоторых других призраков не было никаких повреждений, их прозрачные тела были практически целыми, наверное, их смерть не была сопряжена с полученными ранами. Но те, кто умер насильственной смертью, несли признаки этого на своих душах.
– Я думала, что смерть стирает все с грифельной доски жизни. Дает нам возможность начать с чистого листа, – сказала я, вспомнив обещания, которые давал мне Верховный жрец.
Я хотела забвения, которое пришло бы вместе со смертью, прекращения всех страданий, которые я перенесла в этой жизни.
– Так и происходит, как только мы находим путь в Пустоту. А до тех пор мы блуждаем с воспоминаниями о том, кем мы когда-то были. Вот почему быстрый переход через реку Стикс – это доброта, детка. Ничего хорошего не выйдет, если мы будем долго вариться в собственных сожалениях, – ответил Калдрис.
Дух женщины наконец отвел свой взгляд, оглянувшись через плечо на пропасть, когда над гребнем утеса появился первый всадник Дикой Охоты. Тот самый мужчина, который едва не увидел меня той ночью в лесу, тот самый, что сражался с Кэлумом на утесе после того, как другой всадник прикончил моего брата.
Он ехал с высоко поднятой головой, пока скелет его лошади выруливал на улицу, стуча копытами по камням. За ним последовала группа других всадников, их ряды расходились веером за ним и духами, которые прокладывали путь. Взгляд предводителя остановился на Калдрисе, который поднял меня на ноги. Я стояла прямо, а все остальные меченые сбились в кучу. Несмотря на страх на их лицах, в них не было даже проблеска силы. Виникулум у них на шеях так и не ожил. Наверное, ему не нужно было защищать их от того, что счел бы опасным любой нормальный человек. Для меченых Дикая Охота никогда не представляла опасности. Наоборот: единственной задачей было найти их и доставить в Альвхейм.
Калдрис шагнул ко мне,