Это было трудно, по-настоящему трудно. Я постоянно терял тропу, иногда приходилось обходить трещины, делать огромные крюки, чтобы преодолеть препятствие, на которое я не мог забраться. Всё это – в чудовищных условиях, потому что было холодно, ветер пронзал до самых костей, зрение становилось всё хуже, я начал кашлять, голова болела, не переставая. Хотя я был ещё так низко, до лагеря Ратледжа оставалось порядка двух миль, а в пути я провёл целых пять дней! Несколько раз приходилось спускаться, чтобы найти хоть сколько-нибудь приличное место для установки палатки. В последний день я ставил её почти полтора часа – пальцы не слушались.
Тогда в первый раз на меня обрушилось отчаяние. Я понял, что не дойду. Умереть – не страшно, что вы. Я боялся не увидеть вершину.
Я спускался обратно четыре дня – двадцать четвёртого апреля я снова был на пороге монастыря. Я почти ничего не видел, потому что не догадался взять с собой тёмные очки: до того дня я слыхом не слыхивал о снежной слепоте. Мои военные раны открылись, лодыжки чудовищно ныли, особенно та, из которой много лет назад извлекли две пули. Я ведь был героем войны, не забывайте. Меня прошило пулемётной очередью.
Эти трое лентяев, Теванг, Ринзинг и Церинг, по-прежнему прохлаждались в монастыре. Надо отдать им должное – они правильно сделали, что пытались меня отговорить идти в одиночку. Но я считаю, что они должны были идти со мной. Вчетвером мы бы добрались.
Монахи окружили меня заботой. Я ел, пил и спал в своё удовольствие, и чем лучше становилось моё состояние, тем больше я грезил о горе, тем больше рвался отправиться туда снова. Шерпы продолжали меня отговаривать. Монахи отмалчивались.
Так или иначе, двенадцатого мая мы тронулись в путь, на этот раз втроём: я, Теванг и Ринзинг. Церинг, совсем расклеившийся и разболевшийся, пошёл в противоположную сторону, к своей деревушке. Шерпы хорошо знали дорогу – до третьего лагеря экспедиции Ратледжа мы добрались за три дня. Там пришлось остаться почти на неделю, потому что поднялся ветер, пошёл снег – погода ухудшилась настолько, что даже я при всём своём рвении понимал, что в подобных условиях мы не доберёмся.
Сперва я хотел срезать дорогу и двигаться сразу к пятому лагерю Ратледжа, но шерпы меня отговорили. Теванг нашёл точку, на которую нужно было давить. Он сказал: лучше мы будем идти медленно, но точно дойдём. Вам же важно добраться, не так ли? Да, сказал я, важно добраться. И согласился идти длинным путём.
А двадцать первого мая я пошёл вперёд – один, без шерпов, в надежде найти верёвки и лестницы, установленные Ратледжем за год до меня.
Матильде не давали покоя слова Келли. Она не знала, как их понимать. Собирался ли Келли на вершину? Может, он планировал сойти с маршрута в районе 8100 метров и отправиться в неизвестность на поиски тела Ирвина? Может быть. Но она не спрашивала