– Почему?
– Сказал, что слишком поздно и вообще он не любит, когда его провожают.
– У него есть родные?
Нет, насколько ей известно.
– А у Ламонта?
– У него? Отец, мать и брат, но сразу после войны они эмигрировали в Новую Зеландию, и больше он их не видел.
– Сколько они прожили здесь?
– Господин Соррел – восемь лет, а господин Ламонт – четыре.
– Кто жил с Соррелом в предыдущие четыре года?
Разные люди, но бо́льшую часть времени ее родной племянник, он сейчас в Ирландии. Господин Соррел всегда был дружен со всеми, кто с ним жил.
– Мистер Соррел – он любил смеяться, много шутил?
Нет, она бы этого не сказала. Господин Соррел совсем не такой. Мистер Ламонт – тот действительно любит смеяться и шутить. Господин Соррел тихий, но очень приятный джентльмен. Бывало, загрустит, так господин Ламонт старается его развеселить.
Гранту пришло на ум, какую «благодарность» обычно испытываешь к тому, кто насильно пытается снять твое мрачное настроение; тут впору бы Соррелу зарезать Даго, а не наоборот.
– Они когда-нибудь ссорились?
Насколько ей известно – никогда, а от нее это никак бы не укрылось.
– Ладно. Надеюсь, вы не имеете ничего против, если я возьму у вас дня на два эти фотографии? – спросил Грант, собравшись уходить.
– А вы мне в целости их вернете? Это все, что у меня осталось на память, а я очень была привязана к ним обоим. – (Грант это обещал и бережно положил снимки себе в записную книжку, моля Провидение, чтобы на них оказались столь нужные ему отпечатки пальцев.) – Они никогда не делали ничего плохого.
– Ну, если так, тогда им нечего опасаться.
Он поспешил в Ярд и там в ожидании, пока обработают снимки, выслушал рапорт Уильямса: обход букмекерских контор не дал никаких результатов. Получив назад фотографии, Грант отправился к Лорену. Из-за позднего времени там было пустынно. Одинокий официант рассеянно смахивал крошки со стола, в воздухе стоял запах пряных соусов, вина и сигарет. Официант прервал свое занятие и не торопясь подошел принять заказ у Гранта с видом человека, который не ожидает от жизни ничего хорошего и, более того, испытывает некоторое меланхоличное удовлетворение от сознания своей правоты, – с тем видом, с каким официанты обычно встречают любого, кто имеет глупость прийти во внеобеденное время. Узнав Гранта, он срочно попытался придать своим чертам иное, более приличествующее обстоятельствам выражение – что-то вроде: «Какая честь обслуживать столь привилегированного клиента», хотя в действительности на лице явственно читалось: «Вот влип так влип! Это же любимчик Марселя!»
Грант не преминул справиться о Марселе