Возле скамейки на полу лежал небольшой деревянный щит. Отец принес тазик, ведра с холодной водой и подкинул угля в печь.
Баня была готова, и вода согрета кипятильником. Баб Маруся медленно вошла в свою баню, а я за ней, неуверенно и нехотя. Внутри стало душно и жарко. Я помогла раздеться бабули и сложила белье на табурет. Она села на скамью и глубоко, с удовольствием вдохнула жар. Видно, она любила баню. А мне, одетой, становилось очень жарко – лицо покраснело и на спине выступил пот.
– Да, жарковато, – сказала я, вздыхая.
Тогда моя подопечная, погруженная в свои мысли, отвлеклась и обратилась ко мне:
– А ты, Ольга, иди на улицу. Я справлюсь.
– Точно?
– Да, ступай, а то запреешь.
Я вышла в свежую, волнующую ветром прохладу и облегченно вздохнула. Отец ходил по огороду и вырывал большую траву. После дождей она росла очень быстро.
«Опять придется тяпать да окучивать» – подумала, с сожалением я.
– Ольга! Ольга! – крикнула баб Маруся из стайки-бани.
– Иду! Иду! – я набрала побольше воздуха и зашла внутрь.
– Потри-ка мне спину.
– Конечно, – я согласилась, взяла из ее рук намыленную мочалку и стала тереть ее спину, как она любит.
– Ничего, ничего, три шипче, – повторяла она.
– Да я тру, тру.
– Так. Иди опять на улицу.
Я вышла. Баб Маруся мылась всегда подолгу, тщательно терлась мочалкой по два-три раза (зачем – я не понимала). И моим удивлениям не было придела – так долго да при такой жаре, с ее давлением.
Прошло еще несколько долгожданных минут, а бабуля все не кликала меня, и тогда я заволновалась – зашла внутрь. Она сидела с закрытыми глазами, не двигалась, а когда услышала скрип, вздрогнула и приоткрыла веки. Cтала потихоньку одеваться, и я ей помогла.
– Ой, слава богу! – вздохнула я, с облегчением.
– Как я намылась! – протянула хозяйка стайки-бани.
Раскрасневшаяся, с мокрым лицом вышла она на улицу.
Отец произнес: «С легким паром!» и вошел внутрь стайки, открыв дверь – ему предстояла уборка.
– Пап, я домой пошла.
– Иди. Я сейчас тоже пойду.
– Баб Марусь, до свидания! – крикнула я вслед ей, но она не обернулась.
Дорогой мне размышлялось очень хорошо. И о чем небыли бы заняты мои мысли, в конце – концов все сводилось к одному – зачем мы живем и какие беспомощные станем в старости, если доживем.
На небе опять сгущались тучи, шелестела листва от ветра и где-то в лесу куковала кукушка.
«Может быть пройдет много лет, и я вспомню этот хороший день», – подумала я, заходя к себе в дом.
Осенью 1988 года мы переехали в поселок «П». Все у нас складывалось не плохо. Но меня всегда тянуло в поселок моего детства. Я скучала.
Я влюбилась. 1989 год
Мне было уже четырнадцать