Владимиров чувствовал всеми фибрами души, как с каждым днём нарастает враждебное отношение к нему и его группе со стороны местного руководства. И только Мао Цзэдун держался с ним подчёркнуто доброжелательно.
…Во время последней встречи, которая состоялась двадцать девятого июня, Мао выразил своё сочувствие Владимирову в связи с неприятным случаем с Риммаром и посетовал на то, что Кан Шэн слишком рьяно относится к своим обязанностям. Но когда разговор зашёл о Гоминьдане, он заявил:
– …Вы, надеюсь, не хотите, чтобы мы капитулировали перед Гоминьданом? – И, не дав Владимирову ответить, продолжил: – Однако Исполком Коминтерна, по сути дела, требует этого от нас. И, к сожалению, линию Исполкома Коминтерна поддерживают и некоторые наши товарищи. Я не говорю, что они настроены против линии ЦK партии, но их позиция наносит вред нашей партии. Теперь, что касается самого Чан Кайши. Скажу вам откровенно, я не верю ему. Он уже предавал нас. Предаст и вас. Придёт время, и вы вспомните мои слова. Вы знаете, что по-китайски означает слово «чжи»? «Чжи» означает мудрость. Это второе, после человеколюбия, качества, которыми мы должны обладать. А в чём заключается мудрость? Прежде всего, в сознании людей, знание древних законов и традиций. Так учил нас великий Конфуций…
Пока Мао Цзэдун говорил, Владимиров пытался уловить связь между началом их разговора и тем, о чём сейчас шла речь. Похоже было, что и сам Мао забыл, с чего начался их разговор, потому как он вдруг умолк и некоторое время рассеяно смотрел на Владимирова. Затем спросил:
– О чём мы начали говорить?
– Об отношении с Гоминьданом, – напомнил тот.
– Да, да!.. Верно, но о Гоминьдане потом… Конфуций для нас – это этико-политическое учение, – продолжил он, – в котором отражено всё: и как управлять государством, и какими необходимыми качествами должен обладать правитель. – На этом месте Мао Цзэдун снова прервал свою речь и спросил: – Как вы думаете, нам нужно менять путь древних правителей?
Вопрос был настолько странным, что Владимиров сразу даже слегка растерялся, стараясь понять серьёзно Мао спрашивает или шутит.
Видимо, и Мао Цзэдун уже понял странность своего вопроса и потому поспешил сказать:
– Я понимаю, на этот вопрос сложно ответить…
– Ну почему же? – возразил Владимиров. – Я постараюсь…
На лице Мао появилось удивление и тут же сменилось добродушной улыбкой.
– Я готов вас выслушать, товарищ Сун Пин, – сказал он и с неподдельным интересом посмотрел на Владимирова.
– Вы знаете лучше меня, что Конфуций отрицал необходимость законов, – начал говорить Владимиров, стараясь смотреть Мао прямо в глаза. – И в своих трудах он неоднократно