Пища богов, пища людей. Еда как основа человеческой цивилизации. Анна Павловская

совсем недавно, не более двух-трех столетий назад (а что это за время для тысячелетней истории человечества!), человек обратился к своим истокам и попытался понять, что же все-таки случилось с ним 10–12 тысяч лет назад и как произошедшее повлияло на его жизнь и жизнь планеты. Сначала в 1735 году шведский естествоиспытатель Карл Линней поместил человека в общую таблицу животного мира, присвоив его виду наименование «Гомо сапиенс», «человек разумный», что подразумевает наличие и других «гомо», не таких сапиенс. В разделе видовых отличий человека Линней, словно в насмешку, привел античное изречение «Познай самого себя», вероятно намекая человечеству на то, что пора уже начать это делать, посмотреть на себя незатуманенными гордыней глазами.

      Более века спустя Чарльз Дарвин объяснил все многообразие системы животного мира, в которую теперь прочно был включен «гомо», эволюцией и естественным отбором. Получалось, что человек, сотворенный по образу и подобию Божьему, менялся на протяжении истории, как и другие виды, да еще и под влиянием биологических и климатических факторов. А значит, должны были существовать в его истории некие ключевые моменты, изменившие его животную первооснову.

      Одновременно с созданием биологической систематизации шло осознание социальной эволюции человека. Немногим позже Линнея шотландский философ Адам Фергюсон (1723–1816) разработал теорию о стадиальности человеческого развития: от дикости к варварству и от варварства к «цивилизованным нациям». Свой основополагающий труд «Опыт истории гражданского общества» (1766) он открывает программным заявлением: «Произведения природы, как правило, формируются постепенно. Овощи вырастают из нежных ростков, а животные – из детенышей. Последние, будучи предопределены к действию, расширяют сферу своей жизнедеятельности по мере возрастания собственных сил, демонстрируя прогресс, как в плане самой этой жизнедеятельности, так и в плане обретения новых способностей. Если же говорить о человеке, то здесь указанный прогресс идет дальше, чем у любого другого животного. Путь от младенчества к зрелости проделывает не только каждый отдельный индивид, но и сам род человеческий, движущийся от дикости к цивилизации»[2].

      Фергюсон еще помнит о двойственном отношении к понятию «дикость». Античные авторы именовали ее «золотым веком» и воспевали простоту и естественность первобытного человека, получавшего пищу и кров от матушки-природы.

      Древнегреческий поэт Гесиод, живший где-то в VIII–VII веках до н. э., оставил нам первое описание древних эпох, которых он насчитывал пять: блаженное «золотое» поколение, преисполненное гордыней «серебряное», воинственное «медное», славное и безмятежное «четвертое» поколение, среди которых называются и герои, погибшие в Трое. Наконец, «железное» поколение, современное самому Гесиоду, представляется самым жалким из всех. «Не будет // Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя, // И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им», –