– Понимаю, – он кивнул, глядя на Эмбер поверх своей кружки с чаем. – Но позволь мне спросить: ты всё ещё учишься в старшей школе, верно?
– Да.
– Как ты чувствуешь, ты такая же, как и другие дети?
– Конечно, нет.
– В чём разница?
– Вы знаете, какая разница! У них есть родители, они живут в семье, своей семье. Они понятия не имеют, что значит быть сиротой.
– Как будто у них есть хвост в психологическом смысле, и которого тебе не хватает?
– Да, я психологический ампутант, а они целые.
– Ампутант. Это правильное слово! Я не смог бы сказать это лучше. Дело в том, что я тоже ампутант. Мой сын погиб во время последнего военного конфликта. Ему было 18, ненамного старше тебя… Горе – очень жестокая вещь, Эмбер. Все скорбят по-разному. Мы с женой тоже горевали по-разному. И нам было так больно, что каждый из нас был не в состоянии видеть дальше своей боли. Каждый из нас просто залез в личную скорлупу и там закрылся. Когда я нуждался в ней больше всего, её не было рядом со мной. И я не был рядом с ней для неё. Горе разлучило нас.
– Одиночество было невыносимым, – продолжал Адам. – Я пытался убить его алкоголем, но от этого стало намного хуже. Алкоголь только усиливает настроение, поэтому он усиливал моё горе и одиночество. Я бросил пить и нашёл хорошую работу, но не мог общаться с людьми. Как ты очень правильно выразилась, я ампутант, а они целые. Мы как пришельцы с разных планет. Потом здесь, в приюте, я нашёл таких же ампутантов, как и я. Других людей – детей – которые потеряли свои семьи, как и я. Здесь я чувствую себя своим. Понятым. Равным. Мы не можем заполнить пробелы в душе друг друга, но мы понимаем друг друга. Это неимоверно много. Я больше не одинок.
– Это ужасно. Мне очень жаль.
– Да, жизнь иногда бывает очень жестокой.
– По крайней мере, у Вас были эти 18 лет счастья. Восемнадцать лет, когда Вы любили и были любимы. Никто не может отнять это у Вас.
– Это верно, – мистер Кэмп улыбнулся.
– Но, должно быть, очень больно это счастье потерять. Маргарет потеряла родителей всего 3 года назад. Она до сих пор в шоке. Иногда я слышу, как она плачет по ночам. Потом я лежу в своей постели и думаю, что хуже: испытать любовь и потом мучительно её потерять или никогда не испытывать ни боли, ни любви?
– Ты нашла ответ?
– Оба варианта полный отстой.
– Думаю, что да, – Адам кивнул.
– Просто иногда так больно осознавать, что меня никто никогда не любил. У Вас есть Ваши 18 лет, и у Маргарет её 13. А у меня ничего, ноль. Моя собственная мать отказалась от меня при моём рождении. Должно быть, она ненавидела меня все 9 месяцев своей беременности.
– Не думай об этом, – он вздохнул. – Ты не знаешь наверняка.
– Её поступки говорят за неё!
– Что, если это была ситуация жизни или смерти? Что, если она сделала это, чтобы спасти тебя? Я знаю, я знаю, это очень маловероятно в современном обществе, но всё же возможно. Что, если?
– Это не помогает. Я так одинока. У меня нет даже воспоминаний о любви.
Они немного помолчали и выпили ещё чаю.
– Знаешь,