– Лучше со мной, чем с кем-то еще.
Я пьяно рассмеялся.
– Ну ты прямо как папочка.
– Может, и так.
– А ей это нравится?
– Почем мне знать, – огрызнулся он и отмахнулся от меня. – Тебе деньги не нужны, кстати?
– А что?
– Я знаю, где они.
– Откуда ты знаешь?
Он щелкнул себя по носу.
– У меня хороший нюх.
– Деньги не пахнут, – удивился я.
– У всего есть свой запах, – ответил Грим и поднялся с дивана, прошел на кухню и остановился перед шкафом, висящим над раковиной и плитой.
На шкафчике стояли дорогие бокалы, несколько ваз, старая жестяная лейка и увесистая ступка моего дедушки. Грим рассматривал предметы и одновременно втягивал воздух.
– Эта, – показал он на одну из ваз.
– Которая?
– Вон та, с цветами, слева.
– Она пустая. – Я вопросительно посмотрел на него. – Я видел, как мама вчера ее мыла.
– Поспорим?
– На сколько?
– На половину того, что там есть.
– А что получу я, если ты ошибаешься?
Он поколебался.
– Мое ружье.
– Мне не нужно твое ружье.
– Тогда я продам его и отдам тебе деньгами.
Его самоуверенность меня забавляла, но я, пошатываясь, забрался на стул и ощупью нашел вазу. Под пальцами захрустели купюры. Я показал их Гриму, который не выглядел особо удивленным.
– Сколько там?
Я слез со стула и пересчитал деньги.
– Тысяча шестьсот.
Он протянул руку.
– Половина – мне.
Я понял, что он действительно ждет их, мы ведь побились об заклад. Эти деньги мои родители наверняка откладывали на что-нибудь. Не так много накопили, но это были наши деньги.
– Я не могу отдать их тебе.
Его взгляд помрачнел.
– Мы же поспорили.
– Но это деньги моих родителей. Я не могу.
– Но мы поспорили. Нельзя нарушать правила.
Я долго смотрел на него, представляя расстроенное лицо матери. Протянул ему пятьсот крон и еще три купюры по сто.
– Почти хватит на новый плейер, – сказал он, сложил их и засунул в задний карман.
У меня начались галлюцинации, потому что я постоянно на ногах. Изредка мне удается прикорнуть, но чаще я не сплю несколько дней подряд. И это лучшее, на что я способен? Интересно, наркотики или что-то подобное помогут? Сейчас я понимаю, что это решение – правильное, так и следовало поступить. Слабак, просто слабак.
Я больше не позволяю себе приближаться к твоей двери. Пишу тебе и путешествую по разным местам, чего не любил в детстве. Пришло осознание, что нельзя поймать того, кто постоянно движется. Его просто не видно, остается лишь размытая тень на фотографиях. Если б ты оказалась со мной в одном вагоне, то обратила бы на меня внимание? Узнала бы меня? Не думаю. Ты ведь ничего не помнишь, ты все забыла.
Хочу,