2.
Георгий вихрем промчался по уже знакомым коридорам, растолкал зевак, торчащих у стеклянных дверей, и вывалился на улицу. У подножья крыльца лежал человек в светлом костюме, по которому расплывались три кровавых пятна. За угол здания спешил мужчина среднего роста, одетый в свободную хламиду и, кажется, с бородой. Георгий против солнца видел только его абрис. Свидетель! Вот удача! – пронеслось в голове журналиста. Оказаться на месте преступления (может быть, даже заказного убийства!), первым допросить свидетеля и еще возможно успеть сдать свежую сенсацию в номер!! Не забыть бы позвонить фотографу, успел подумать Георгий, гигантским прыжком одолел полкрыльца, попал ногой на щербатую ступеньку и покатился кубарем. Крепкий лоб пришелся точно на бордюрный камень. Не догнал, понял журналист, и от огорчения у него потемнело в глазах…
– Надо же, сразу двоих укокошили!
– Так стреляли из пулемета, я сам видел!
– Этот-то – одет прилично, спекулянт какой-нибудь, сволочь, а второго жалко – аж штаны драные!
– Панк, наверное.
– Телохранитель!
– Неужели из пулемета?
Голоса сначала квакали (не на болоте ли он?), а потом обрели нормальный тембр. Только откуда взялся второй труп? Неужели, пока он был без сознания, еще кого-то подстрелили? Опять все пропустил!
Георгий шевельнулся.
– Не шевелится ли? Может, живой?
– Трупы до приезда милиции лучше не трогать.
Это он – труп?!
Георгий предпринял титаническое усилие и разлепил веки.
– Вот и глаза остекленели, – прокомментировал жалостливый голос. – Такой молодой…
– А уже покойник! – пошутил знакомый баритон. – Это же… Георгий Шварцев собственной персоной!
"…капитан Петухов, – узнал журналист. – Пора проявлять более явные признаки жизни, а то Михаил Витальевич легкой рукой отправит его в морг и – не репортаж писать…"
– Разойдитесь, граждане, не мешайте следствию, – приказал милиционер.
"Свидетелей разгонит и точно – сдаст." – Гера открыл рот…
– Отвисшую челюсть придется привязать, – заметил какой-то идиот из толпы.
– Сделаем, – успокоил капитан и наклонился к телу.
Георгий почувствовал себя фигурой символической: как если бы на его месте лежала вся свободная пресса России, а злопамятные милиционеры лишали ее гласности посредством носового платка.
– Я протестую, – выдохнул журналист.
– Живой! – будто бы искренне обрадовался Петухов. – Это просто счастье!
– Согласен, – буркнул Гера и попытался сесть.
– А я думаю – горе-то какое: кто же мне теперь поправит очередную статейку? – поделился сомнениями капитан, нежно поддерживая журналиста. – Кто рукой мастера превратит мою стилистическую неточность в феерический каламбур?
– В какой?! – Георгий чуть снова не свалился на тротуар.
– В фактический, конечно, в фактический каламбур.
Георгий