– Ты поймал его?
– Да, он арестован, – детектив кивнул.
– Дети выжили?
Сухие черты лица сиделки ещё сильнее заострились, Савёлова напряжённо ждала ответа, глядя на него своими огромными глазами замороженной рыбы. Тед только отрицательно покачал головой.
– Почему ты не убил его сразу? Почему?
– Я… Я полицейский, Таня! Я не судья, – у него встал ком в горле, было сложно говорить. – Я не имел права…
– Дай зажигалку, – она безнадёжно махнула на Теда рукой.
– Ты же бросила.
– Ты мне друг или х** в стакане! Дай огня, я сказала! – её голос сорвался в рыдание. Она не смогла прикурить, руки тряслись. – Он же указал на семь жертв! Семь! В новостях сказали, его признали невменяемым! Эта сука будет с комфортом жить, и проходить лечение! Его будут содержать своими налогами люди, чьих детей он убил! Ну, что за х**ня, Тед! Как это?!
Всхлипнув, она ушла к себе. А Рэдмаунт остался сидеть в тёмной комнате, опустошённый и подавленный. Эта вечная сделка между законом и совестью, как же она изводила его сейчас! Он щёлкнул зажигалкой, раз, другой. Искры шипели. Выкрутил огонь на максимум, и некоторое время смотрел на колеблющееся лезвие пламени. Он нашёл решение. Достал смартфон и набрал нужный номер.
– Рэдмаунт?!
– Патрик.
– Чего ты хочешь для себя?
– Хочу, чтобы ты помог закончить одно дело, – устало вздохнул Тед.
– Де Ла Рю до сих пор живёт с тобой в одной стране. Обратись к нему.
– Нет. Мне нужен твой дар, Патрик.
– Я сейчас в Греции. Смогу вылететь… Так. Подожди. Ага. Через неделю. Твоё дело может подождать?
– Да, у него пожизненное заключение с принудительным лечением. Одиночная камера. Так что дождётся по-любому.
– Ух! Заинтриговал и заинтересовал! Жди звонка через неделю.
Глава 2.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство. Североамериканский Метрополис…
Новая серая тетрадь.
Иногда больше всего хочется пустить пулю в лоб, до чего не совершенен мир. На кой нам эта гуманная реальность единого государства, если продолжает твориться такое!?
(дописано ручкой другого цвета: «отсутствие войн действительно такое благо, может ли оно оправдать хоть что-то? Какой смысл, если на всё есть отмазка «ну зато мы не воюем друг с другом!»).
Плохо сплю. Меня прессует безнадёга, а обратиться не к кому. Что делать?
Радченко проводили в светлый зал для встреч, в этот день родственники не навещали больных, так что было пусто и тихо. Только в углу гудел автомат с газировкой и шоколадками, поблёскивали пластиковые лёгкие столики и стулья. Если бы не решётки на окнах, обстановка скорее напоминала санаторий.
Его посетитель был незнакомцем. Высокий, в тёмно-синих джинсах, чёрном тонком пуловере, красно-рыжие волосы ниже ушей, недорогие очки. Через плечо сумка с ноутбуком, в руках