Но «полный штык» не получался у мальчика. К тому же он натер руки.
А дед был неутомимым: помолодев и став снова солдатом, он мог копать без устали. В дороге дед жалел Серёжу, а помолодев, разговаривал с ним как с равным:
– Сам захотел узнать, что такое война. Теперь терпи. Война требует терпения.
Яма, именуемая окопом, медленно становилась глубже, и от нее веяло прохладой, словно на глубине земля была не летней, а зимней, холодной.
Солнце село за линию фронта, когда дед сказал:
– Будет!
И воткнул лопату в землю.
У Серёжи болели стертые руки и от непривычной работы ломило все тело. Он постелил на дно окопа шинель, свалился на нее, свернулся калачиком и заснул. Обычно он засыпал медленно и неохотно. Да еще требовал, чтобы ему почитали. На войне он заснул сразу.
Как это случилось? Как произошло?
Серёжа лежал на дне окопа с открытыми глазами и смотрел на небо. Сердце его стучало часто-часто, словно он и на самом деле только что бежал.
Было тихо – так тихо бывает только на войне. Над Серёжей светились звезды. И казалось, что там, в вышине, раскинулся огромный город и множество огней освещают его дома и улицы.
Серёжа снова подумал о маме, которую напомнила ему санитарка, не поднявшаяся с земли, и горькие слезинки защипали глаза. Но он вытер слезу жестким рукавом военной гимнастерки.
Взвилась зеленая ракета и, не долетев до звезд, погасла. Где-то слева – как говорят военные, «на левом фланге» – дробно заработал пулемет. И снова тихо.
Война затаила дыхание.
И вдруг мальчик услышал шорох. Он привстал и выглянул из окопа. Прислушался, присмотрелся. Неподалеку вздрагивала высокая трава. Кто-то полз прямо к окопу. Кто? Друг или враг?
– Дед! – мальчик энергично потряс спящего солдата за плечо.
– А? Что? Тревога? – пробормотал дед. И сон как рукой сняло.
– Кто-то ползет, – шепнул Серёжа.
Дед подхватил лежащий рядом автомат и выглянул из окопа. Некоторое время он, как говорят военные, изучал обстановку. И вдруг тихо, но строго крикнул во тьму:
– Стой! Кто идет?
И для острастки лязгнул затвором автомата.
Трава сразу перестала вздрагивать, замерла.
– Стрелять буду! – с угрозой в голосе предупредил Дед.
И тут от земли отделились три фигуры. И густой голос спросил:
– Это ты, Манюшин?
– Он самый! А ты – старшина Волчак, как я понимаю?
– Волчак и есть. Со мной Володя Савичев и Ка-мыкваль. Помнишь новенького с Чукотки?
– Давайте ко мне! – Дед махнул рукой.
И трое солдат, пригнувшись, подбежали к окопу и прыгнули вниз.
Друзья обнимали друг друга, хлопали по плечам.
В окопе стало тесно. От ночных гостей пахло махоркой, кожей, ружейным маслом. И еще от них пахло травой и землей.
– Как твоя маманя, Володя Савичев? – расспрашивал друзей дед. – А ты, Камыкваль, письма с Чукотки получаешь?
– Приходит почта… мало-долго.
И