Но и такая вечность кончается. Оказывается, я медленно и незаметно всё же опускался, пока не достиг дна раскалённой субстанции. Под ним была пустота. Постепенно, опускаясь в пустоту, я обнаружил, что у меня снова есть тело, оно отделялось от субстанции моря очень медленно, миллиметр за миллиметром и повисало в пустоте. Видимо, в центре было что-то вроде гигантского пузыря, не пускавшего вниз массу океана. На каком-то этапе я почувствовал, что могу шевелить теми частями тела, которые свешиваются вниз. Я опускался и высвобождался так медленно, будто я не опускаюсь, а вырастаю из затвердевших низших слоев океана. Я с удивлением обнаружил, что у меня появились конечности, потом стал ощущать форму всего тела. Наконец, я упал вниз. Я приземлился на какую-то покатую поверхность и заскользил вниз по узкому тоннелю. Когда крутизна тоннеля уменьшилась, моё падение остановилось. Тогда я сам направился ползком дальше и полз, пока не упал в небольшое помещение. Я ощупал себя: теперь у меня не было рук, я был грубо высеченным из какой-то плоти животным с четырьмя ногами, заканчивающихся
Автор: | Юрий Каретин |
Издательство: | Автор |
Серия: | |
Жанр произведения: | |
Год издания: | 2023 |
isbn: |
и раз или два раза в неделю меня погружали в ванную тёплой детской крови, лекарь предположил, что это может омолодить мой организм и придать мне жизненной энергии. Я проживал жизни каждой этой девушки, каждого этого ребёнка, раз за разом. Как-то в детстве я разбил окно в одной из залов и убежал, не сказав никому. Никто сразу не пришёл на звон, может, никого поблизости не было. Через какое-то время по дорожке, усыпанной битым стеклом, прошла процессия собравшихся на охоту друзей отца с прислугой. Отец уже выехал из дома. Процессия состояла из множества лошадей, холёных, специально выведенных и отобранных собак, если бы кто-то из них порезался, был бы такой скандал, что и представить не возможно, отцу пришлось бы публично извиняться перед ними и возмещать убытки. Когда мой проступок открылся, меня поругали за разбитое окно, и отец спросил прислугу и домашних: надеюсь, никто не порезался? Нет, нет, никто, точно никто, закивали все в ответ, и я активнее всех. Тут я мог бы быть уверен, хоть в этом правда была на моей стороне. Хотя уверен я был только внешне, внутри я с облегчением вздыхал – слава богу, хоть тут пронесло, всё могло бы быть гораздо хуже. Но в этот раз меня не пронесло, чем дальше, тем было хуже, и в моей жизни, и в её последствиях, простиравшихся гораздо дальше моего ухода, шаг за шагом, страница за страницей, нигде не проносило, я видел сошедших с ума матерей, изуродованных отцов, пытавшихся проникнуть в мои покои, чтоб убить меня, которые вместе с семьями, лишившимися кормильца, умирали с голоду, видел, как родители несли хоронить обескровленные тела своих младенцев. Снова и снова, снова и снова. И длилось это будто бы вечность, но не ту проносящуюся вечность, где время, будто не течёт, вечность, прожитую секунда за секундой, за жизни всех, кто когда либо были вокруг меня и всех, кто ощутили последствия моего существования уже после меня.