Потираю ладонями горящие щёки, поправляю ворот домашней футболки и внутренне пытаюсь настроиться на откровенный разговор.
Мне практически двадцать три года, а я до сих пор реагирую на действия отца, словно маленькая нашкодившая девочка. Молчание в кухне удручающее, поэтому от всей души искренне благодарю производителей своего кофейного аппарата за то, что сэкономили на бесшумности.
Располагаю чашку с кофе перед папой, беру свою и быстро падаю напротив.
– Да… поразила дочь, – мотает головой отец, разглядывая меня как-то по-новому.
Мои глаза ещё раз опускаются на отцовские руки. Они крепкие, сухие, всегда ухоженные и какие-то родные. Это не отнимает того факта, что мне стыдно. Стыдно как никогда.
– Не знаю, что сказать, – говорю, не поднимая взгляд и в очередной раз проклиная Алиева.
Я сама должна была все рассказать! Какого черта он впутался в мою семью? Никогда в жизни тебе этого не прощу!
– Когда Руслан позвонил мне вчера вечером и попросил увидеться, я даже примерно предположить не мог, по какому существенному вопросу он готов приехать ко мне ранним утром. В субботу. Уж чересчур на него не похоже.
Лучше бы у него башка разламывалась с похмелья или вчерашняя девица высосала весь мозг, пока облизывала. Ненавижу гада!
– Я уже староват для таких новостей без соответствующей подготовки!..
– Прости, – быстро произношу, нервозно помешивая кофе ложкой.
– Почему ты нам ничего не рассказала? – спрашивает пытливо.
Пожимаю плечами. Пытаюсь вынудить себя пораскинуть мозгами. Рассказать родителям правду?! О нет. Даже сейчас не собираюсь. Питаю надежду только на то, что Руслан проявил порядочность и пропустил грязные подробности нашей единственной ночи.
– Ты… – откашливается в кулак, а его скулы чуть багровеют. – Руслан ведь не совершил это насильно?
– Не-е-ет, – говорю быстро, тоже заливаясь краской. – Как ты мог подумать что-то подобное?
При всех своих несовершенствах Алиев бы никогда себе такого не позволил. И… наверное, правильным будет сказать, что определенное насилие было применено. Но совершенно не с той стороны, которую подозревает мой отец.
Повиниться в этом – вогнать ему в спину длинный нож. Только в настоящее время до меня доходит, насколько мое поведение было неправильным, неуважительным в первую очередь к себе, к своей фамилии.
Совершая вдох-выдох, набираюсь сил. Взрослая жизнь несет за собой немало определённых бонусов, но есть и вещи, которые обязательно нужно учиться совершать. К примеру, брать на себя ответственность за свои поступки.
– Папа, – заявляю, наконец-то приподнимая глаза. – Я сама… сама во всем виновата. Я бы не хотела ворошить былое и, вообще пускать Алиева в нашу с Мией жизнь.
– О чем ты? – хмурит брови отец. Его лицо становится злым, а жалящий взгляд таких же, как и у меня карих глаз, пробирается мне под кожу. – Что значит не пускать?