А если у Корнея Андреевича еще и жена есть, и она не знает, какой он развратный тип? И почему он на меня так смотрит? Снова на грудь? Не насмотрелся на Стаськину?
– Севиль, вы меня слышите? Вам нехорошо?
– Вы женаты? – вырвался у меня вопрос, просто очень уж за его жену стало обидно.
– А без этой информации вы не проживёте? Ладно, хоть это и не ваше дело, отвечу: я не женат. Если вы ради этого пришли на консультацию – можете идти. Если же вы ради пересдачи – давайте уже начнём.
Начнём. А что начнём? Блузку расстегивать?
Я опустилась на стул напротив стола Корнея Андреевича, липкими от волнения ладонями сжала колени. Сердце грохочет так сильно, что, кажется, весь университет слышит.
– Севиль, – кивнул мне Корней Андреевич, хотя какой он Андреевич после того что я о нём узнала, – вперёд.
Кожу на щеках печёт, я неумолимо краснею. Что бы сказали мои предки, если бы им довелось узнать, с кем приходится дело иметь? Да любой мужчина моего рода Корнея Андреевича бы кинжалом зарезал! Папа был бы в ужасе, дедушка бы схватился за сердце, а вот те предки, которых уже нет – они, темпераментные и строгие кавказские мужчины, точно зарезали бы негодяя!
– Севиль, вы хорошо себя чувствуете?
– Д-для чего? – промямлила я.
Корней Андреевич вздохнул, даже глаза закатил. Вот и правильно, пусть на потолок смотрит лучше!
– Вы лучше вопрос мне задайте, ладно? В смысле, по неравновесной термодинамике. А я отвечу! – протараторила я, намекая, что ни на что неприличное я не согласна.
И Корней Андреевич, к счастью, вопрос задал. Что-то там про феноменологические коэффициенты.
Ура! Домогаться не будет!
Так, я точно это учила. Более того, я повторяла эти дурацкие коэффициенты, пока Стася была на пересдаче… пока она тут грудь демонстрировала. А как это вообще происходило? Корней Андреевич тоже на Стасю вот так, как на меня, смотрел, и что дальше? Он сам сказал: «Покажи грудь, и я поставлю тебе зачёт», или это Стася предложила оголиться? Или и без слов они друг друга поняли? А может, они и переспали?
Теперь у меня не только лицо пылает, но и шея, и даже многострадальная грудь.
Так, хватит. Коэффициенты, – напомнила я себе. – Они бывают… кривые и прямые? Прямые, как этот самый стол, на котором, возможно, совсем недавно творился разврат. Или не творился, дверь-то на кафедру не закрывали, вроде. Значит, всё заняло минуту? Стася просто оголила верх, и… а сколько она вот так стояла с обнаженной грудью? Показала на секунду, и всё? Или какое-то положенное время выждала? И сколько вообще по правилам нужно мужчине грудь показывать?
Ой, нет, не буду об этом думать! Надо ответ на вопрос вспоминать – какие-то там коэффициенты… или нет? Или…
– А можете повторить вопрос? – просипела я, опустив глаза.
Корней Андреевич раздраженно повторил. А почему он раздражён? Потому что я на его взгляды-намёки не отреагировала? Или… ой, я же половину того, что он говорил прослушала! Он, наверное, и словами намекал: