Никита босиком пошёл вдоль тёмной ленты воды. Он мог бы где угодно поставить свою авоську (берег был пологий, значит, неглубоко), но после городского шума здесь стояла заманчивая тишина, благодать, которой хотелось насладиться в эту зреющую пору сентябрьской ночи. Он прошёл немало, уже и отблеск костра не был виден. Остановился у вымоины, закатал штанины до колен, погрузил сетку в воду, пометив и закрепив крупной веткой берёзы. И тут шагах в трёх на фоне ультрамаринового неба увидел девичий силуэт. Девушка наклонилась и словно что-то искала в реке, но поскользнулась и, охая, стала сползать. Никита подбежал, прыгнул в воду, не давая ей сползти в реку. Она вскрикнула, эхо подхватило крик, а Никита – девушку. И тут сам вскрикнул от боли – она укусила его в ладошку.
– Вы чего тут людей пугаете? – хотя едва ли она испугалась незнакомца.
– А ты чего кусаешься?
– А не надо лезть руками, куда не положено.
– Да я ж подхватил, чтоб не утонула. Чего тогда по ночам тут делать? Купаться-то уж холодно.
– Мешок переворачивала. С зерном.
– Какой мешок?
– Ну рожь замачиваем. На солод. Сушим потом на печке русской, когда прорастёт – мелем. Квас же из солода варится… Вся деревня так делает. Чего неясного? Ты откуда тут? Из города? Я чую запах костра где-то недалече у вас…
– Отдыхаем с ночевой. Костёр у нас за излучиной. Пошли, просохнуть тебе надо, а то в сапогах хлюпает. Не бойся, мы не алкаши.
– Да я и не боюсь. Поддержи – воду вылью из сапог, босиком пойду.
Когда Никита с девушкой пришли к большому костру, на нём уже булькало варево в котелке, от мангала шёл ароматный запах шашлыка.
– О, русалку выудил! – все трое смотрели на них изумлённо. Девушка была молода, немножко лохмата, ситцевая юбка прилипла к коленям, длинные мокрые волосы спадали на плечи и спину. Роста высокого. Может, и не была красавицей, но выглядела первобытно и очень привлекательно. Большие чистые глаза, в которых отсвечивали огоньки костра; румяные щёки напоминали зимний сорт крупных яблок, а вздёрнутый носик говорил о задорном характере. Одета простенько. На вид ей было не больше 22–23 лет.
– Меня Лидой зовут, – бойко назвалась она. – Ваш Нептун почти искупал меня там за излучиной. Мне бы пообсохнуть, да сапоги просушить.
Все засуетились, начали знакомиться.
– Да всех не запомню сразу. Нептун, ты мне костерок в сторонке сорганизуй, юбку и сапоги просушить бы…
– Как ты, красавица, Никиту нашего назвала? Нептун? – смеясь, переспросил Егор Максимович. – Почти правильно. Шептунов его фамилия. Он счас быстро. Да ты присаживайсь, красавица.
– Нет, юбка мокрая, просушить бы сначала.
– А вон, в палатку залазь, там спальник есть, фуфайка тёплая, переоденсь, можно ведь и простыть. Чего в воду-то лазила? Вон в ту палатку…
Никита тем временем за палатками отдельный костерок разложил, веток подкладывает.
– Ты,