После уборки девочка переодела платье и спустилась на первый этаж. Стоял аромат жженого сахара и свежего хлеба. Она скорчила гримасу и принялась искать дедушку. На полу лежала редкая дорожка из смятых желтых лепестков и протяженная мокрое пятно, которое сменяло свое состояние в парообразное. Возможно, старик унес ковер за дом, чтобы самому его прочистить. Она хохотнула и принялась собирать упавшие лепестки. Они указывали путь за дом.
Жар не слабел. За углом дома, по широкому проходу между стеной и забором расположилась цветочная клумба, как шишка на запущенном газоне. Толстые шмели лениво парили над желтыми тюльпанами. Их листья невзначай дотрагивались до тонких ножек и туфелек. Девочка поняла, что ей нужно идти по дорожке из примятой травы – желтых лепестков она больше не обнаружила. В тонких пальчиках скручивался и раскручивался смятый лепесток: туда и обратно, туда и обратно. Потом перед ее глазами появилась ковровая дорожка. Форму трубочки она потеряла и валялась на траве, как раскисший вафельный стаканчик от, упавшего на горячий асфальт, мороженого. Кажется, что темное пятно увеличилось в размерах. В паре метров от ковра стоял дедушка и с открытым ртом смотрел за забором на поле с высокой, почти по грудь, травой. Козырек твидовой шляпы вилял на ветру. Борода и низ рубахи не отставали. На зеленоватой клетчатой рубашке по спине расплылось темное пятно от пота. Черные глаза теперь стали похожи на черные дыры, поглощающие информацию извне. Его мощные руки в иссиня-зеленых венах казались еще больше и повисли как неживые. Так же бездыханно свисали с кресла руки матери, когда она закуривала или пила чай, или принимала у себя дома гостей.
– Деда, ты чего там стоишь?
Она жмурилась – солнце слепило. Чтобы лучше видеть, девочка приложила ладошку к тонким бровкам. В другой руке она крутила лепесток. Услышав голос, глаза старика забегали. Он не оборачивался.
– Ты что-то там увидел?
Старик громко сглотнул, смочив пересушенное горло, и проскрипел:
– Где это мы, Лиллиан?
Анна и Белла
Они не видели брата чуть больше шести дней.
Мать дрожала перед каждым приходом шерифа округа и тонула в водопаде горячих слез уже после его ухода. Она несколько дней не притрагивалась к столовым приборам и блюдам, что готовила горничная. Только мистер Клауд мог уговорить ее хоть немного поесть. Остывшая еда вставала посреди глотки. Миссис Клауд кашляла, прикрывая рот рукой, и тихо поскуливала в рукав расшитого домашнего платья. Всё, что стояло на семейном столе и все, кто сидели за ним, просто расплывались у нее перед глазами. Мистер Клауд, замечая, что его жена так и не сомкнула глаза за всё время суток, мог принести ей подносы с едой, как и с восходом солнца, так и посреди ночи. Она забыла, что такое ванная и мочалка. Отец семейства вместе с горничной с силой пытались затащить ее в горячую ванну. Но после того, как она нырнула с головой под воду и не предприняла