В итоге вещи были разобраны, крехтящая и ворчащая от «перетруженности» при переносе кровати Фрея ныла о своих мышцах, а я радовалась тому, что тот час дал свои плоды – я казалась себе выспавшейся, даже бросая взгляд на себя в экране телефона, красясь и разговаривая с мамой по видеосвязи. Она вообще клялась мне надоедать по три раза в день, а не только утром, как сейчас. Пусть мы обе знали, что такое вряд ли возможно.
– Папа уехал? – спросила, рисуя карандашом контур губ, – надеюсь, он не забыл ничего из того списка.
Мама поставила чашку с кофе на стойку и отошла за сахарозаменителем.
– Судя по тому, как он посмеивался вчера вечером, ты попросила привезти полдома, – она надорвала бумажную упаковку, высыпала содержимое в напиток и начала внимательно размешивать.
Я хмыкнула.
– Он ответил мне фотографией с полным багажником и тщательно замурованным в плёнку Десмондом на переднем сидении, – улыбнулась, – я просто сказала ему, чтобы он не замарал мою подушку для сна, а он её даже пристегнул!
Тёмные мамины глаза улыбались. Как и всегда, если честно. Я совсем не могла понять Фрею и тех, кто говорит, что она выглядит высокомерной или злой. Раскосые глаза делали её улыбчивой, немного хитрой и выразительной – найти такую же красивую, какой выглядела она, было нереально. Она была понимающей, доброй и милой. Мы ругались с ней лишь когда мне было не больше тринадцати, и то тогда, когда я целенаправленно делала назло ей.
В остальное время я видела в ней не пресловутую «подругу», которой обзывалась мама Фреи в её отношении, а больше саму себя. У нас было общее буквально всё – размер одежды, обуви, косметика, вкусы. Только рост подкачал, тут я пошла в папу, став ниже него, но почти на пятнадцать сантиметров выше неё.
– Мне иногда кажется, что он переживает больше меня, – она заправила чёрную прядь за ухо, – будто бы он сам никуда не уезжал, – глоток кофе, – я, пока не забыла, не могу найти своё обручальное кольцо уже второй день.
Я отвлеклась от помады и взглянула на свою левую руку. Мама в этот момент хитро попивала кофе, зная, что к этому колечку я неравнодушна и периодически изымаю его в пользование, пока она не видит.
– У тебя есть системное, – поправила золотой ободок на пальце я, – а это ты забыла…
– В своей ванной, – скрестила руки на груди она, – позволь спросить, что ещё мне искать не стоит?
Я пыталась не улыбаться в такой серьёзный воспитательный момент.
– Папино тоже у меня, – показала указательный палец, – но его я сняла сразу с него.
Она закатила глаза. Я же продолжила утренние сборы.
– Скажу папе купить тебе… постой, у тебя же есть! Почти такое же, – она была возмущена.
– Вот я и оставила его тебе, – хихикнула я, – ты сама сказала, что оно тебе нравится. Оно в правой шкатулке туалетного столика.
Смириться для неё было бы странно:
– Приедёшь, и я отберу, – сделала глоток кофе, – папа нарвал мне