Она тоже ласкала его и, впервые почувствовав на ладони влагу, решила, что невольно сделала ему больно. Она влюбилась.
Но внезапно все изменилось. Без всякой причины Тео вдруг начал ее избегать. Он стал высмеивать и унижать ее перед сестрой и Джейси. «Не будь такой тупицей, Энни. Ты ведешь себя как ребенок».
Она пыталась поговорить с ним наедине, узнать, что случилось, но Тео сторонился ее. Вскоре она обнаружила половину своих драгоценных готических романов в бумажных переплетах на дне бассейна.
Как-то раз солнечным июльским днем они шли вчетвером по мостику над болотом. Энни держалась чуть впереди близнецов, а Джейси замыкала шествие. Желая произвести на Тео впечатление своей многоопытностью, Энни рассказывала о жизни на Манхэттене.
– Я пользуюсь подземкой с десяти лет, и…
– Прекрати хвастаться, – оборвал ее Тео. А потом толкнул Энни ладонью в спину.
Она упала с моста в болото лицом вниз. Руки погрузились в липкую жижу, ноги увязли в трясине. Энни пыталась выбраться, но гнилые стебли болотной травы и пучки сине-зеленых водорослей оплетали ее, словно угри, цепляясь за одежду, за волосы. Она отплевывалась от тины и грязи, силилась протереть глаза, но не могла, и начала плакать.
Риган с Джейси перепугались не меньше Энни, в конце концов им обеим пришлось вытаскивать ее из болота. Энни сильно ободрала колено и потеряла кожаные сандалии, которые купила на собственные деньги. У нее текли слезы, оставляя дорожки на покрытых грязью щеках, когда она выбралась на мост, похожая на страшное чудище из фильма ужасов.
– Зачем ты это сделал?
Тео холодно оглядел ее с каменным выражением лица.
– Не люблю хвастунишек.
Глаза Риган наполнились слезами.
– Только никому не говори! Энни, пожалуйста. Тео страшно влетит. Он никогда больше не сделает ничего подобного. Ну же, Тео, обещай.
Но Тео зашагал прочь, не пожелав ничего обещать.
Энни никому не сказала о происшествии на болоте. Она нарушила обет молчания лишь много позднее.
На следующее утро Энни вяло бродила по комнатам, пытаясь проснуться, прийти в себя после ночи, проведенной почти без сна. Мысль о возвращении в Харп-Хаус вызывала у нее ужас. Покружив по дому, Энни укрылась в студии, недосягаемой для назойливого телескопа Тео. Мария добавила к коттеджу пристройку, превратив ее в просторную, хорошо освещенную мастерскую. Пятна краски на голом дощатом полу напоминали о длинной череде художников, работавших здесь в последние годы. На задвинутой в угол кровати высилась гора картонных коробок, из-под которых торчал край ярко-красного покрывала. Рядом с кроватью стояла пара выкрашенных в желтый цвет деревянных стульев с плетеными сиденьями.
Бледно-голубые стены комнаты, красное покрывало и желтые стулья, как и задумывала Мария, вызывали в памяти картину Ван Гога «Спальня в Арле», однако