С тех пор отношения между обеими семьями были разорваны. Это мисс Полли очень, очень хорошо помнила, хотя сама была в то время ещё совсем юной девушкой пятнадцати лет. С семьёй миссионера их больше ничто не связывало. Нет, если уж быть совершенно точным, то сама Дженни полностью родственные нити не обрывала, писала время от времени. Сообщила, например, что своего последнего ребёнка, девочку, назвала Поллианной в честь двух своих сестёр – младшей Полли и средней Анны. То письмо, кстати, стало последним, которое они получили от Дженни. Спустя несколько лет им пришло коротенькое, буквально в пару строк, письмо от миссионера о том, что Дженни умерла. Оно было отправлено из какого-то маленького захолустного городка на Дальнем Западе. После этого наступило полное затишье – как говорится, ни слуху ни духу о священнике-миссионере и его дочери.
А время на месте не стояло, и сейчас, глядя из окна на далеко расстилавшуюся внизу под холмом долину, мисс Полли невольно задумалась о тех переменах, которые произошли с обитателями этого большого дома за те двадцать пять лет, что пролетели после отъезда Дженни.
Собственно говоря, за эти годы никого из семьи, кроме самой мисс Полли, и на свете-то не осталось. Мать, отец, сёстры – все умерли, все. Вот уже много лет, как мисс Полли осталась единственной хозяйкой в большом доме на холме и единственной наследницей капиталов её отца. А ещё она осталась одна, совершенно одна в этом мире. Да, находились, конечно, доброжелатели, уговаривали её обзавестись другом или хотя бы компаньонкой, чтобы кто-то жил рядом с нею, спасал от одиночества. Но не нужно было мисс Полли ни их сочувствие, ни их советы. В ответ она всегда говорила, что вовсе не чувствует себя одинокой, что ей совершенно никто не нужен, что ей даже нравится жить в тишине и покое. Но теперь…
Мисс Полли поднялась на ноги, нахмурилась, пожевала плотно сжатыми губами. Нет, она, конечно же, была рада тому, что не только сознавала свой долг, но и нашла в себе сил, чтобы продемонстрировать это. Это поступок, достойный действительно хорошей христианки, не правда ли?
Но вот только… Поллианна… Что за нелепое имя, прости, Господи!
Глава II
Старый Том и Нэнси
Нэнси яростно скребла и тёрла полы в маленькой мансардной комнатке, обращая, разумеется, особое внимание на углы. Это был тот самый случай, когда она вкладывала столько сил в работу не столько из усердия, сколько из желания таким образом «выпустить пар». Что ж, при всей своей робости перед хозяйкой, святой Нэнси всё-таки не была и бесконечным терпением не отличалась.
– Вот так бы… мне… душу её почистить, – пыхтела Нэнси, подкрепляя каждое своё слово звучным шлепком швабры. – Все закутки… все…