Егор тяжело вздохнул.
И тут Элли поняла: вот оно, Егор постоянно тяготится:
– бремя мира слишком тяжело для него, и поэтому он хочет сбежать, Автономия – мертворождённый ребёнок – она родилась под гнётом бремени, а не вдохновения;
– бремя тела – сексуальность, открытая, яркая, – утомляет его;
– в жизни он сосредоточен на неизбежности смерти.
А Элли испытывает кайф от мира, кайф от собственного тела и живёт на бесконечном праздник жизни.
– Пока вы ищете способ всех спасти, я отказываюсь от самой идеи поиска, – промурлыкала Элли сочувственно.
Егор был больше ей не интересен. Он убегает, сломя голову. Он бежит не оглядываясь, хватаясь за новые идеи и фантазии, как за спасительные тросы. Ему нужно предложить побег. И он пойдёт с ней на конец света.
И даже тут, в их маленькой внешне непринуждённой беседе, она, Элли, помогла ему сбежать от победы. Дала возможность проиграть. Он искренне шёл к победе. Он искренне боролся за падшую душу нектарной гостьи. И честно проиграл, сделав всё для выигрыша. Изощрённая ценность.
Элли думала, что таким, как Егор, нужны такие, как она, чтобы противопоставляться.
«Нас делают наши враги, – крутилось у Элли на языке. – Сильный враг повышает твою стоимость».
Егор заговорил о спасении. О команде. Красиво. Вдохновляюще. Заколосились сердца его слушателей, подвальных жителей тени, которым он дарил надежду на свет. Элли прервала его.
– Нет, малыш. Я просто заберу твою паству.
Добродушная, принимающая улыбка на мальчишеском усталом лице. Егор вошёл в образ умудрённого старца. Он заговорил о том времени, когда ей надоест праздность, когда она устанет жить в мире фантиков. И он, Егор, будет, как всегда, тут. И будет ей рад.
– Это вряд ли, – Элли вбивала последний гвоздь. – Мы служим разным богам. Ты – богу страха, в вечных скитаниях и бегах. Я – богу любви, который помогает мне найти общий язык с каждым, ведь я люблю тебя.
Элли говорила про разных богов, а сама думала, что они оба – и она, и Егор – умеют использовать людей. Люди – батарейки. У него – в мире зомби-апокалипсиса, как и положено мертвецам. У неё – в мире надкусанных яблок на тонких панелях дорогих девайсов.
Каждый получил то, что хотел. Элли выудила свою победу. Проиграв, Егор оказался в центр композиции, сплотил ряды, в очередной раз повиснув на кресте поражения. Каждый из слушателей дискуссии знал: Егор будет бороться за него до конца. Егор умирает именно за него.
Элли потянула за ту самую центральную нить, красную в сплетении потоков. И увидела Егора: напыщенная пустышка и маленький нарцисс, которого Марго, Луноликая и остальные выращивают в большого.
Пустой мёртвый мальчик. Ни одного признака жизни не наблюдается. Только корона.
На выходе Элли