Жека захихикал:
– Новый год такие вот Арсении тоже к нам придут отмечать. Библиотека – ближе, чем семья. Лучше, чем семья, – это возможность сбежать от семьи.
Закончился вечер тасованием книг. И маленькими глотками зелья, которые во время расстановки позволяли себе Жека и Никита.
На улице продолжал своё выступление оркестр ударных облаков. И Ева была уверена, что буря сопроводит её на пути домой. Но буря вместо этого разразилась, как только Ева закрыла за собой подъездную дверь.
Вечер Ева провела «на вилле», в обнимку с Крысей и Тайрой, которые присоединились к созерцанию дождя. Мысли растворялись в шуме. И Ева чувствовала, как её, словно Дюймовочку в скорлупе, несёт по волнам. Она то погружалась в меланхолическую печаль, то взрывалась внутренней энергией: эмоции качали её от злости к сонному забвению, от печали к радости.
На одной из таких волн она заметила старого знакомого – бомжа Евсея, он жадно припал к мусорке у её подъезда и, не обращая внимания на дождь, перерывал её содержимое. Житель компьютерного зала – не по факту, а по своей сути.
Ева подумала сползти пониже, но бомж успел перехватить её взгляд, и Ева внутренне выругалась, но прятаться не стала. От бомжа веяло тревогой, Ева считывала её на внутренней карте.
– Чего не прячешься в убежище?
Так местные бомжи называли небольшую подземку у линии горячего водопровода.
Евсей пробубнил что-то неразборчивое про проклятое место, про то, что больше не вернётся туда, ибо там сгинули все его друзья.
– Там хоть тепло, а то так и помереть от холода и пневмонии какой-нибудь недолго, – возразила Ева сурово.
– Уж лучше по-людски сдохнуть, чем пропасть и поминай как звали.
Непутёвый суеверный мужик вернулся к мусорке.
Где-то в Бангладеше к мусорке юркнула крыса. Она опасливо косилась на людей, проворно перебирая мусор. Бомж хотел кинуть камнем в маленького конкурента, но в последний момент пожалел, обессиленно опустил руки и покачал головой. Крыса углубилась в мусор.
Тем временем у Евы мелькнула мысль скинуть бомжу еды. Но Ева тут же устыдилась этого порыва. Он же человек, почему к нему как к животному. И вообще, он взрослый самостоятельный мужик. Она же работает. Пусть и он найдёт работу!
За этой мыслью потянулись не успевшие погаснуть воспоминания о собственных походах к мусоркам. И как соблазнительно звякали рюмки и булькали горлышками пузатые бутылки на тайных стеллажах библиотеки. Пшик колы в голове.
А потом Ева и вовсе увидела за панцирем из огрубевшей кожи и замызганной одежды маленького несчастно мальчика, чьего-то сына.
«Мужчин жалеть нельзя», – напомнила себе Ева, но не удержалась и вынесла Евсею бутерброды.
Тот расплылся в счастливой улыбке. Поговорили за жизнь.
Он соловьиной трелью пел душераздирающую историю. А Ева чуяла