– Вам оставить тот же цвет, или предпочитаете другой? Есть карие, голубые, зеленые…
– Нет-нет, пусть остаются серыми, – пугается Ольга.
Потом она чувствует резкий запах наркоза, а затем… очухивается от жгучей боли в глазницах и ощущения там чего-то инородно-твердого.
– Очнулись? – слышит она бодрый голос доктора. – Поздравляю! Операция прошла удачно.
– Но я ничего не вижу! – в ужасе кричит Ольга.
– Так и должно быть, – успокаивает ее окулист. – И покажитесь-ка еще лору.
Палыч, да не тот
– Слыхал, Палыч помер? – бросился к Петру друг Степа, размахивая руками, будто Икар на взлете.
– Слыхал. Царствие небесное…
– Да какое царствие!.. Он вчера пузырь где-то заныкал!
Петр мигом забыл о скорби и схватил кореша за лацканы пиджака:
– Откуда знаешь, едрить тя?
– Так он сам хвастался, – задергался, словно червяк на крючке, тщедушный, лысоватый Степа. – Стырил, грит, у Зинки стольник, отоварился, ну и…
– А чего ж прятать-то? Вчера бы и выпили.
– Да его Зинка куда-то припахала. Грит, если не пойду – убьет.
– Так и так помер! – сплюнул Петр и поставил друга на место. – Небось, Зинка и запахала до смерти.
– А нам что делать?
– Что теперь сделаешь? С того света не спросишь.
– Грят, можно… это… ну, духа вызвать… – поежился Степа. – Стол повращать…
– Ну, пошли вращать, – вновь сплюнул Петр. – Едрить тя!
Стол решили вращать дома у Степы. Темнело. В окно заглянула луна.
Друзья зажгли свечку и сели за маленький журнальный столик.
– А как звали-то Палыча? – спросил Петр.
– Да кто его знает. Палыч и Палыч.
– И как же мы его позовем без имени, без фамилии?
– А чего? Там анкеты не требуют. – Степа положил руки на столик и прошептал в пустоту: – Эй, Палыч, явись, типа…
– Палыч! – подхватил Петр и тоже взялся за столик. – Явись, едрить тя!..
Но внезапно его охватил страх, и Петр отдернул руки.
– Ты чего? – двинул к нему столик Степа. – Бери!
– Я… – начал Петр, но глянул на кореша и осекся. Степа вдруг стал напыщенно важным, провел рукой по лысине и заговорил с явным грузинским акцентом:
– Акултызмом нэ прыстало заныматся савэтскым лудям. За эта паложын срок. Впрочэм, ви давно нэ савэтский, а патаму вас нада проста расстрэлят.
– Степ, ты чего?.. – залепетал Петр. – Где Палыч? Он был?..
– Палыч здэс, – услышал он в ответ. – Палыч биль, ест, и тэпэр будэт всэгда.
Тот, кто это сказал, резко отодвинул столик и встал. Пламя свечи дрогнуло и погасло. Петр съежился. Он затравленно глянул на бывшего Степу, и ему показалось, что в лунном свете блеснули стекла пенсне.
Срезал
«Кризис