Пока я выделяла срок на отдых друг от друга, чтобы оздоровить наше напряжённое общение, он расценивал моё исчезновение как шанс забыть меня. Затрачивая кучу сил на изгнание навязчивых мыслей обо мне, он едва только решал, что пора гордо поздравить себя с победой над изводившей его любовью, как я, освежив свои чувства выдержанной паузой, снова появлялась перед ним, и его недели и месяцы хвалёной «борьбы за независимость» шли насмарку.
Иногда он решал за меня, что для нас обоих было бы лучше пропасть из жизни друг друга. Придумывал самый, на его взгляд, «гуманный» и безболезненный для меня способ разрыва, который на деле обязательно повергал меня в наихудшее душевное состояние. Я не из тех людей, которым можно навязать сценарий касающихся их событий, пока сами они не готовы его принять как уместный и целесообразный.
Он мог бы добиться, чтобы я захотела бесповоротно оставить его. Если бы убедил меня, что является в корне другим человеком и что я ошибочно приписывала ему те качества, из-за которых так им дорожила. Если бы пресытил меня ровным, прохладно-доброжелательным общением, сведя на нет даже воспоминания о прежде кипевших между нами страстях. Если бы дал мне ощутить, что равнодушен ко мне и что я одинока в своих чувствах, не разделяемых им. Вместо этого своим непоследовательным, эмоциональным, исступленным поведением он ещё крепче утверждал меня в мысли, что переживал не меньше меня самой. Избегая объяснений, он призывал меня просто смириться с нашим расставанием, а настаивая на его необходимости, лишь доказывал мне его бессмысленность. И глядя на метания этого вконец запутавшегося в себе человека, я отчётливо понимала: чего мне точно не следовало делать, так это разрешить ему обрубить, не разобравшись, нашу историю, где любовь с обеих сторон не планировала умирать, а насильственно убивать её стало бы непростительной глупостью. И, предотвращая эту глупость, я противилась его решению, которому внутренне сопротивлялся и он сам, подсознательно ища предлог его переменить. Его сердце было на моей стороне, и совместными усилиями мы довольно быстро переубеждали его.
Я тоже временами сдувалась от затянутости нашей драмы, но стоило моим силам очутиться на исходе, как он непременно совершал поступок, от которого у меня открывалось второе, третье, четырёхсотое дыхание…
Его настрой покончить с нашими отношениями ни разу не совпал с моим, и эта несинхронность оказалась спасительной. Судьба, не имея власти помешать нам делать глупости, по крайней мере зорко контролировала, чтоб ни один из нас не переполнил чашу терпения другого «последней каплей». Сохраняя нас в подвешенном состоянии, она заботилась, чтобы с мёртвой точки, на которой мы застряли и годами топтались, мы хотя бы не перешли к «точке невозврата», откуда невозможно сдвинуться вперёд из-за тянущего