После очередного бесполезно проведённого дня на работе я старался как можно быстрее перевоплотиться в участника своей «плохой компании». Моя любимая часть каждого дня – дорога до Пирса.
К вечеру земля покрывалась ледяной коркой, и звук этой хрустящей под кроссовками поверхности напоминал о скором приближении зимы. Не удивительно: сегодня последний день осени.
С одной стороны, зиму я люблю: рано темнеет и поздно рассветает, а мне нравится, когда темно. При дневном свете я чувствую себя незащищённым, слишком открытым; мне постоянно кажется, что на меня все пялятся. Может, это комплекс какой-то, не знаю, но я не люблю, когда меня видно в мельчайших деталях, я хочу оставаться тёмной и загадочной лошадкой.
С другой стороны, на Пирсе нет отопления, и в холодное время года там делать нечего. Сейчас ещё терпимо, но к середине декабря ударят морозы, и нам придётся на время расходиться. Не сидеть же по подъездам, в самом деле! К тому же они всегда заняты влюблёнными парочками, бомжами и обдолбанной молодёжью – не наш всё-таки уровень.
Зимой как-то спокойнее на душе: нет такой суеты, что бывает летом. Хотя, когда к нам приезжают москвичи, они визжат, что наш темп жизни и без того слишком медленный. Идиоты. Разве медленно жить не означает дольше? Пусть сидят в своей Москве и носятся там как ужаленные, а мы тут живём в кайф. Жалко только, что холодает быстро, хоть и снега ещё нет.
Я развалился в старом полукресле, приволочённом откуда-то Доком специально для меня, перекинув ногу через подлокотник, и наблюдал за Близнецами, которые привычно о чём-то спорили.
Док научил меня не встревать в подобные перепалки, так как считал, что всегда нужно оставаться выше этого. «Если хочешь, чтобы тебя слушали, говори тихо и только когда спрашивают, – объяснял он, – иначе твои слова будут на одном уровне с собачьей брехнёй». Док никогда не участвовал в спорах, он говорил только тогда, когда напрямую обращались к нему. Потому мнение Дока ценилось дороже золота – его слушали, затаив дыхание. Мне хотелось, чтоб меня слушали так же, поэтому я брал с него пример и в этом. Отчасти я смотрел на остальных свысока, но всегда старался не подавать виду.
Сегодняшний вечер похож на тысячи других вечеров, которые мы проводили на Пирсе. Кто-то скажет: «день сурка», но вся прелесть именно в этом. Не хочу ничего менять, всё классно. И почему нельзя просто заморозить время и жить вот так всегда?
– Седой сейчас подскочет, – сказал Док.
– Он что-нибудь намутил? – встрепенулся Матвей.
– Нет, родной, по твоей роже соскучился.
По Пирсу раскатился гогот.
Седой – весьма подозрительный тип. Уж если наша компашка считалась мутной, то мутность Седого просто зашкаливала. Он вообще отбитый наглухо. С такими людьми, как он, даже такие, как мы, неохотно имели