Сезон тыкв. Маргарита Кристэль

ими, но и не отворачивалась в отвращении. Они были для нее данностью – такой же, как высокая табуретка, на которой она сидела, барная стойка, на которой небрежно лежала ее тонкая рука, как коктейль, который она потягивала из трубочки. Они были для нее чем-то таким же естественным, как и все, что их окружало. Она и сама была воплощением естественности, но в то же время из ее мерцавших в полутьме янтарных глаз смотрела на него бездна. Бездна чего-то неизведанного, куда он жаждал упасть.

      – Ты смотришь на меня так, как будто знаешь меня много лет, – сказал Джек, сам до конца не понимая, то ли флиртовал с ней, то ли просто не мог держать язык за зубами.

      – Так и есть, – ответила Осень, и он не понимал, чего в этих словах больше – простодушия или загадочности.

      – Я бы никогда тебя не забыл, – покачал головой парень.

      – И не забудешь.

      – Так мы знакомы?

      – Я видела тебя во сне. Значит, знакомы.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Когда мы засыпаем, наша душа летит туда, где есть все, что было, будет и могло бы быть с каждым из нас. Бесконечное множество вариантов развития событий.

      – Подожди, то есть ты хочешь сказать, что это не мозг генерирует сны, а мы их видим на самом деле.

      – Именно так. Мозг может управлять той версией нашего «я», которую мы представляем собой в выбранном душой мире. И чаще всего делает он это так же бестолково, как и наяву. Поэтому, вместо того, чтобы остановиться и посмотреть в лицо монстра, испепелив его взглядом, мы от него убегаем.

      – Во сне я сам всегда монстр, – признался Джек.

      – Только не в моем, – покачала головой Осень.

      – А каким я был в твоем сне? – не удержался от вопроса Джек.

      Он не помнил, чтобы разговор о снах так занимал его когда-либо.

      – Другим…

      Глаза ее затуманились, а лицо стало серьезным и сосредоточенным, будто бы она пыталась облечь в понятные ему слова нечто слишком сложное для него, запредельное знание, выходящее за его картину мира. Джек чувствовал себя глупцом, но все же с нетерпением ждал ответа.

      Через несколько секунд она продолжила:

      – Не таким, как сейчас… Открытым миру. Свободным от навязанных правил и шаблонов, в которые вы так стремитесь вписаться, что теряете себя настоящих, теряете связь со своей душой.

      Несмотря на то, что, судя по построению фраз, она не относила себя к тем глупым людишкам, к каким отнесла его, в ее словах не было надменности и презрения – только тихая грусть. Это обескураживало, и он терялся, что на такое можно ответить. Так с ним еще никто не говорил.

      Пока Джек собирался с мыслями, Осень сказала:

      – Ты верил в волшебство и призраков, в магию и ведьм.

      – Ты говоришь так, как будто в том мире, где мы встретились, возможно все, – усмехнулся Джек.

      – Возможно все, во что ты веришь, – в любом из миров.

      – Я всегда верил,