Обрывки фраз долетают до сознания. Какие-то странные слова. Причём тут пирожок? Снова всматриваешься в мельканье коричнево-синего, но ЕГО не видишь. Оборачиваешься к подруге, а и, правда, надо бы пойти в буфет. Есть не хочется, но в горле свербит. Сухо. Голова повернулась, рука ухватилась за тёплый, нагретый чужими ладонями металл дверной ручки, ещё шаг, нет, полшага… До конца перемены пара минут. И снова длинный ужасно скучный урок. Урок ни о чём. Потому что тебе не важно, что такое амёба, тем более, туфелька или как бежит ток в проводах. Ну, право, как невидимый ток может куда-то бежать. Неважно, какая сегодня погода и не промочишь ли ты ноги на обратном пути домой, потому что пошёл дождь. Утром ничто его не предвещало, и ты… ты смотришь в окно, но не видишь, как капли бьются о стекло… как стекают, словно слёзы по щекам, когда ты плачешь. Потому что ты думаешь только об одном: увидишь его на следующей перемене или вы опять разминётесь.
Ты уже почти вошла в буфет. Подруга тянет за руку: ну, давай… двигайся… У прилавка с пирожками, очередь. Полная буфетчица, в белом переднике и со странного вида заколкой воткнутой в пышную кипу завитых «под химию» кудряшек, с бешеной скоростью выдаёт пирожки, берёт из маленьких детских ладошек приготовленную мелочь и тут же отсчитывает сдачу. Одновременно с этим она верещит в тональности колоратурного сопрано, явно не тренированного голоса, а потому срывающегося на визг: «Следующий!» От этого визга в висок бьёт стальным молоточком. Поворачиваешь голову, пытаешься глянуть через плечо, чтобы выхватить в последний раз кусочек коридора… а вдруг ОН?… краем глаза, совсем мельком, на излёте уже уходящего… замечаешь, в той самой массе серо-коричневого полотна на фоне белых школьных коридорных стен ЕГО.
Вообще-то ты не видишь его. Как-то так получается, что ты видишь только его глаза. И эти глаза смотрят на тебя. Нет, не так. Они смотрят не на тебя, а в тебя. Смотрят и сжигают. Ты чувствуешь жар и начинаешь моргать. Смуглая и никогда не краснеющая, теперь тебя будто подожгли. Облили бензином и кинули спичку. Кожа чувствует ожог. Больно. Вот-вот появятся волдыри. Но… тебе приятно, что он смотрит на тебя? Или, скорее, нет? Нет, конечно, нет. Тебе не хочется, чтобы вот так, при всех. Стыдно. Он стоит и смотрит. И все эти вращающиеся коричнево-синие останавливаются и смотрят на тебя. Да они насмехаются, издеваются. Сейчас начнут орать «тили-тили тесто, жених и невеста». Зачем он продолжает стоять? Ты ощущаешь себя голой. То ли от всеобщего внимания… то ли его взгляд… откровенный и восторженный… словно раздевает тебя.
Резкий звонок разрывает пространство и на мгновение заглушает гул движения школьников и трель буфетчицы. Такой звонок ты больше никогда в жизни не услышишь. Звонок, зовущий в класс. Он ревёт истошно, истерично, будто кого-то режут по живому. В мгновение школьники каким-то невероятным манёвром, только что мелькающие броуновским беспорядком, рассыпаются