– Четыре года и восемь месяцев, родная моя Пенелопа.
– Я не Пенелопа, Сережа. Пенелопа сделала ожидание своей профессией. Она могла это себе позволить, ей не надо было спешить на работу, бегать в кулинарию и кормить детей.
– Но ты же знаешь…
– Знаю… Знаю все, что ты скажешь. И призвание, и наука, и высокие широты…
– Через это я уже прошел, дорогая. Но Восток…
– И это знаю… Я сто раз обмирала по ночам, когда представляла тебя там, в этой космической стуже. Да, Восток – твое детище, Сережа. Но ведь, кроме этого детища, которое можно законсервировать, у нас есть двое детей, которых законсервировать нельзя… И самое грустное для них, что я все понимаю и не лягу у порога, чтобы удержать тебя.
– Спасибо.
– Нынешний год високосный.
– Это так важно?
– На один день больше ждать.
– Один день!
– Не день, сутки. С каждым годом все тяжелее, Сережа… Наверное, возраст.
– Ты для меня всегда двадцатилетняя.
– Только для тебя.
– Этого мало?
– Много. – Вера взъерошила ему волосы. – Очень много… Другой судьбы у нас уже не будет.
– Тебе не повезло, ты полюбила полярника… Ну вот, наконец-то ты улыбнулась.
– Знаешь, еще в детстве, совсем девчонкой, я загадала однажды: если завтра кончатся дожди и будет солнце, моя жизнь сложится счастливо.
– И наутро были дожди?
– Солнце встало, Сережа.
– Я вернусь и больше тебя не оставлю.
– Не обманывай себя, тебе, как белому медведю, нужен снег. Такова уж, видно, моя участь на этой земле – ждать и дни считать. Налей мне тоже, я хочу быть пьяной. Иначе я сейчас же разревусь. За что будем пить?
– Помнишь, ты дала мне на Льдину маленький томик стихов? Там были такие слова: «Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом по сердцу моему».
– Сережа, я немедленно разревусь. За что будем пить?
– За твое долготерпение, дорогая. За твою любовь.
– Ну, хорошо. Будь здоров.
Семенов проводил Веру ночным поездом – утром ей на работу. Договорились, что на субботу и воскресенье он будет прилетать в Москву.
– Полных восемь дней вместе! – бодро подсчитал он.
– Если украдешь у меня хотя бы один из этих дней…
– Пусть меня забракует медкомиссия! – поклялся Семенов.
– Хорошо бы… Смотри, если на небе есть бог – он слышит!
А утром из Москвы прилетел Гаранин.
– Что случилось? – войдя в номер, спросил он.
– Ничего особенного. – Семенов продолжал водить по щеке электробритвой. – Раздевайся, сейчас будем завтракать.
– Надеюсь, ты меня вызвал срочной телеграммой не для того, чтобы вместе позавтракать?
– В частности и поэтому. – Семенов продул бритву, сполоснул лицо. Словно гора с плеч свалилась – Андрей приехал!
– Я