Сама по себе эта версия звучит вполне правдоподобно и вызывает уважение хотя бы в силу своей древности: она восходит к началу XI в., к самому раннему из дошедших до нас трудов по истории Венеции, автором которого считается Иоанн Диакон. Более того, именно с Паоло Лучио начинаются все списки дожей, а его воображаемый портрет возглавляет длинную галерею полотен на стенах Зала Большого совета. Беда только в том, что ни дожа, ни даже простого венецианца по имени Паоло Лучио Анафесто попросту не существовало. Договор с Лиутпрандом тоже никто не заключал. Из первоисточников нам известно лишь то, что некий правитель (dux) Павликий и его военный магистр Марцелл закрепили границу Венеции в окрестностях Эраклеи и что эта граница впоследствии была признана лангобардами. Венеция, как мы теперь знаем, была в тот период провинцией Византии. Поэтому очевидный и, более того, единственно возможный вывод из этого свидетельства – что загадочный Павликий был не кем иным, как Павлом, экзархом Равенны, правившим с 723 г. и до своей гибели от рук мятежников в 727 г.; и к тому же самому году Иоанн Диакон относит смерть Паоло Лучио! Невозможно представить, чтобы официальное закрепление границы обошлось без участия имперского наместника, равно как и без второго по старшинству лица в провинциальной иерархии – военного магистра Марцелла, который в результате аналогичной игры воображения вошел в историю как второй после Паоло Лучио венецианский дож. Историки Венеции строили свои теории на таких же зыбких песках, на каких был возведен и сам город.
2
Рождение
(727–811)
А близ них молодой Пипин Простер воинство От Теснин до Палестринского берега, Не жалея трудов и трат, Чтобы вытянуть мост от Маламокко До Риальто, и биться на мосту, И бежать, растеряв своих в пучине, Когда море бурею смыло мост.
Восстание Италии против византийского господства продлилось недолго. Сам папа Григорий, поначалу вдохновлявший мятежников, не желал, чтобы власть лангобардских еретиков стала уж слишком сильной. К тому же вскоре стало понятно, что иконоборческие указы на Западе никто не принимал всерьез и не собирался проводить в жизнь по-настоящему. Горячие головы остыли, и в целом возобладало мнение, что лучше вернуться под руку империи, по крайней мере номинально, – при условии, что в отдельных городах сохранятся новоиспеченные демократические институты. Поэтому не стоит удивляться, что всего через несколько лет после мятежа дожу Орсо был дарован имперский титул ипат (букв. «высочайший»; эквивалент римского титула консул) – и этим отличием он, по-видимому, так гордился, что его потомки взяли себе фамилию Ипато. Несмотря на все политические перемены, Венеция определенно сохранила и административные, и эмоциональные