Серафим предельно ясно отдавал себе отчёт, что попросту не имеет право оценивать, а тем более осуждать поступки Смерти, но… чёрт побери, как же ему хотелось выплеснуть весь свой гнев в лицо Мастера, перечислив ему имена всех, кто пострадал или сгинул, поплатившись за столь необдуманный, на взгляд Серафима, поступок его, хотелось бы верить, всё ещё друга и боевого товарища.
Первородный, Леди Повелительница Судьба, Леди Тьмы, Тартар… кто ещё? Кто ещё из ныне здравствующих будет вынужден поплатиться своей Силой, а то и жизнью за авантюру, в которую Мастер Смерти тайно втянул всех оставшихся на тот момент Высших?
Тяжкие раздумья Серафима неожиданно прервал нестерпимый гул, раздавшийся изнутри Обители. Стены её задрожали и пошли трещинами, хотя сама конструкция создавалась явно не из обычной материи…
Ну вот, и пришёл тот самый песец, которого так боялись, ждали, морально оттягивали, надеясь на чудо.
Серафим приготовился к финалу своей, столь яркой и противоречивой жизни, когда…
– Эй, Няшка, не пугайся! – в разуме райского существа раздался, как гром среди ясного и лучезарного неба, до боли знакомый мыслеобраз того, кого Серафим только что так искренне поносил на все лады.
– Мастер?!?!
– Он самый. Я тут невольно прочёл твои мысли и, к своему стыду, со многим вынужден согласится, друг мой крылатый.
– Да погоди ты сходу каяться! Где ты?
– Внутри своего скромного пристанища. Добиваю в компании Сета и Абсолюта метастазы Пустоты, обнаглевшей до такой степени безрассудства, что не убоялась вломится в мой собственный Дом. А это, как ты понимаешь, чревато для любого агрессора, кем бы или чем бы тот не являлся.
– Постой, Мастер!
– Стою…
– Но где Михаил? Его затянуло внутрь Обители и сейчас я не улавливаю его присутствия… вообще!
– Не переживай! Михаил, бедолага, застрял в субстанции, из которой я создавал внешние стены Дома. Вытащим мы твоего крылатого собрата. Никуда он не денется.
– Успокоил…
– Отлегло?
– Да.
– Не думал я, честно говоря, что ты так трепетно относишься к Михаилу. Если мне не изменяет память, ты его, мягко выражаясь, недолюбливал. Так?
– Так, да не так! Время меняет всех…
– Даже таких безбашенных и принципиальных, как ты?
– Да. Если только не сломает раньше, погрузив на самое дно мироздания.
– Не шути таким образом, Серафим.
– Почему?
– Ты не был на этом самом дне мироздания, коим по праву безысходности можно с абсолютной долей вероятности назвать Пустоту, мать её в невесомость!
– Узнаю! Узнаю своего чуть надменного, никем и ничем неконтролируемого, всепоглощающего, скверного