Главное для них – ловкость собственных рук. Стоит понаблюдать за их жонглерством, и мое царство вскоре тоже покажется пустой игрой. Я приказываю схватить и четвертовать фокусника. Не потому, что мои законники доказали, что картинки его лживы. Нет, не лживы. Но истины в них тоже нет. Я не хочу, чтобы фокусник думал, будто он умнее и справедливее моих законников. Неправота его в том, что он возомнил себя правым. В том, что творения своих рук счел истиной, что ослепил всех эфемерным фейерверком, за которым не стоит ни истории, ни традиций, ни религии. Он соблазняет порядком, которого еще нет. Мой есть. И я убираю фокусника, оберегая мой народ от хаоса» – так учил меня мой отец – Князь пустынь. Ты замени слово «фокусник» на слово «министр» и вдумайся в советы моего отца – может быть, что-то позаимствуешь из дарохранилища моего отца».
Государь встрепенулся: «Кто ты и откуда?».
«Я – Правитель Кочевников Мира – можешь называть меня – Пра-Ко-Ми, так принято у ваших юго-восточных соседей.
Моя обитель – пустыни и степи планеты. Когда моих соплеменников постигает неудача и хаос, я прихожу к ним на помощь. За твоим решением я приду в полночь».
Он также неслышно, как зашёл, покинул зал. Словно растворился.
3
Государь задумался. Страна разбалансирована, министры и чиновники крадут, лгут, обещают…, но подвижек мало, страна погружается в хаос…. Нужны экстренные меры, кардинальные меры.
В своих министрах он разуверился – болтливы и бестолковы. Нужно принимать условия Правителя Кочевников Мира. И советы его отца - Князя пустынь, - следует осмыслить. На первый взгляд мудрые мысли.
Горькие думы одолели Государя, он задумался о своей жизни и правлении в последние годы: «… любуясь рисунком улиц и площадей, высящимися там и здесь храмами – житницами духа, темным кольцом холмов вокруг, я невольно думаю, что моё государство, несмотря на ощутимость его присутствия, – высохшее дерево с подсеченным корнем, пустой амбар. Нет в нем общей жизни, что течет само по себе и животворит каждого, нет общего сердца, питающего кровью каждую клеточку плоти, нет общей плоти, радующейся общему празднику и поющей одну молитву. Здесь в чужих раковинах живут нахлебники, праздные в своих тюрьмах, не желающие трудиться со всеми вместе. Нет государства, есть видимость, есть некрополь, не сомневающийся, что по-прежнему жив. И я сказал себе: «Вот оно, дерево, что вот-вот засохнет. Яблоко, источенное червем. Мертвая черепаха в панцире.
Я понял, моё государство нуждается в животворящем соке. Ветви нужно приживить к питающему стволу. Житницы и амбары наполнить тишиной. Сделать это должен я.
«…. Но никогда не украсить храм, если что ни год возводить новый фундамент».
А ведь за последние десятилетия полгосударства превратили в «фундаменты» – почти половину из задуманного не воплотили в жизнь, так и оставили на полпути…».
Ещё его тревожила