Чем больше я слушал сокрушенные признания знатного господина, которому уже был обязан неслыханными для меня кровом и пищей, тем сильнее ощущал дрожь в коленях. Мне ли было не знать, что люди подобного положения просто так не исповедуются, особенно перед нищими с паперти. Самой же пугающей казалась вдруг затронутая им тема властвующей в здешних краях высочайшей особы, из-за посвящения в тайны которой я легко мог лишиться головы. Заметив мое растущее смятение, Сарантанелло положил свою тяжелую руку мне на плечо и, отбросив затянувшееся предисловие, в течение последующих пары минут расставил все точки над и, отчего я медленно осел на поскрипывающий стул с высокой резной спинкой.
– Ерепениться не советую! – твердо предупредил он, после чего добавил с отеческим участием: – Сам пойми, Риддек, я просто-напросто потеряю самоуважение, если теперь отпущу тебя на все четыре стороны. Поэтому делай все, что мною будет велено и избежишь мучительной смерти.
Так я стал подчиненным главы тайной стражи герцогского замка Олимпиодора Сарантонелло, ведь другого выбора у меня не оставалось. В глубине души я был даже рад подобному раскладу, наконец-то обретя после долгого периода бесцельного и полуголодного существования пусть неординарное, но зато щедро вознаграждаемое занятие. Заключалось оно в том, что мне время от времени следовало на краткий миг появляться под видом герцога в самых разных местах его обширных владений. Как правило, карета с родовым вензелем Монро в сопровождении конных стражников останавливалась невдалеке от скопления людей, после чего из нее появлялся я, облаченный в бархатный пурпуэн с накинутым таппертом или отороченный соболиным мехом хук, прижимал ладонь к груди, а потом поднимал ее над собой в приветственном жесте. Задача заключалась в том, чтобы меня успели хорошенько разглядеть, но только с приличного расстояния. Что-либо произносить в ответ на восторженные возгласы озадаченных зевак поначалу не предполагалось, поэтому после минутной прогулки возле кареты я вновь оказывался в ней и уносился прочь. Правда довольно скоро Сарантонелло приказал мне вызубрить несколько высокопарных фраз, ничего в целом не значащих, а потому универсальных и подходящих ко всем возможным случаям при общении с людьми, в результате чего мое лицедейство вышло на новый уровень. Иногда я на свой страх и риск импровизировал,