Соведут, чтить их будут монахи.
Ах, дурманящий сад лишь белей,
Фей жасмин увивает, на хлебный
Стол несут из нагорных полей
Алый мак, щедр Ефимий велебный.
Нас Господе презрит в стороне
От рекущих, с маковницей талой,
О небесном холодном огне
Истекающих цветностью алой.
Двадцать второй фрагмент
Белый день иль зерцало, следи
Это пиршество, Летия, гои
Нас презрят со небесной тверди,
Аще милы Эдему изгои.
Век молчали, а суе молчать,
Но смертливые осы парили
Над устами, одно ли – вскричать
К хорам тьмы, чтоб царей не корили.
В пировые убийцы найдут,
Враждовать станут фрики домами,
Ангела нас тогда и сведут
По челам восковыми каймами.
Пятидесятый фрагмент
И весельем пиит обуян,
Франсуа-парикмахер готовит
К стрижке локны и царь обезьян
Тигров мглы соваяния ловит.
Что и шлют нам химеры, следя
Тусклых статуй беспечность, Гермина,
Вновь пурпурного чает дождя
В зное бледном юдоль Таормина.
От июльских и мы колоннад
Всепьяны, зрим на столах эклеры
И алкаем серебро менад,
Преславляя ночные галеры.
Портреты юдиц в кровавом исцвете
Второй фрагмент
Август пламенный веерам тьмы
Нисходящей дарует сиянье,
Геспериды внимают холмы
И оливы, и яблок ваянье.
Перси бледных юнеток в шелках,
Золоченых пожаром высоким,
Где и цвесть, на каких облаках
Феям ангельских неб милооким.
Ах, Господе, мы сами темны,
Хлеб с вином и эклеры не чаем,
И белых фавориток Луны
Во кровавый исцвет облачаем.
Двенадцатый фрагмент
Лейте в келихи воск цветников,
Золотые менады, сливайте
Пунш на хлебы, небесный альков
Благодатен, еще пировайте.
Увиют елеонской армой
Нас чудесные феи, обедать
Зазовут ли и с Гебой самой —
Емин щедрых всецарских отведать.
Выпьем цветность и мирру, со роз
Ягомостям сплетут Моргианы
Плети алые, царствия Оз
К гоям тьмы насылая морганы.
Двадцать восьмой фрагмент
Именинников август поит
Звездной терпкостью, нежным араком,
Всяк чудесен высокий пиит
И обвенчан с холодным сумраком.
Небовейная Эрса, балуй
Агнцев млечных убойной росою,
Их серебром пои аллилуй
И храни пред лядащей косою.
Нет печальней веселости Ид,
Виждь – смеются оне и зерцают
Нас о красных шелках аонид,
И карминовый яд восклицают.
Тридцать