– Это все приколы. В другом памятник домашним тапочкам сделали – горожанам смешно, а федералам все равно. Я предлагаю возродить монументальную пропаганду. Вон, у Пушкина юбилей на носу – кто против будет?
– Интересное начинание, – пробормотал Балашков.
– А давайте поставим памятник царю Николаю!
– Первому или второму?
– Первый – всегда первый, – пробормотал мэр.
– Если Первому, то только за то, что декабристов к нам в Сибирь сослал.
– Тогда Второму.
– Может тогда лучше декабристам?
– Они же революционеры – как коммунисты!
– Да какие там коммунисты – это ж сплошь аристократы были.
– Тогда Достоевскому – он в Сибири сидел.
– Да мало ли кто в Сибири сидел!
Лиза поразилась, какую краеведческую дискуссию вызвало ее предложение.
– Главное – кто тут жил!
– А кто тут жил?
– Мамонты тут жили. Давайте памятник мамонту поставим!
– Памятник мамонту уже где-то закладывали. Можем опоздать.
– Кто самый знаменитый сибиряк?
– Мамин-Сибиряк?
– Стоп, – прекратил галдеж Балашков. – Давайте в конструктивном русле. Ты, Лизавета, кашу заварила – ты что думаешь?
– Надо что-то общее и символичное.
– Тогда, может быть, памятник всей Сибири? – сказал Васильев. – И мы себя обозначим как центр территории.
– Отлично, – сказал Балашков, потирая руки.
– Сепаратизмом пахнет, – заметил Соколов.
Все замерли. Нет страшнее обвинения для того, кто хочет дружить с Москвой и, в перспективе, там обосноваться. Это же экстремизм на территории, где все закрома родины лежат.
– Ну, Лизавета, ты и даешь! – вздохнул Балашков. – От тебя деструктивизм один.
Лиза поняла, что перестаралась.
– Надо памятник приурочить к юбилею покорения Сибири. Тогда федералам понравится.
– Точно! Молодец, Лизавета. Слава – запиши! И еще там, что говорили, тоже. Пропиаримся по полной и Путяте нос утрем! У нас – покорение Сибири, а у него – мальчик с рыбой. Космополитизм, да и только.
11
Поскольку Лиза не отвечала на его звонки, то Эдуард трижды за день припирался к ней в кабинет, каждый раз налетая на заместителя Василевского. Нес какую-то деловую околесицу, уходил, а потом опять возвращался. Василевский, конечно, идиот, но и его извилину от форменной фуражки нельзя так перенапрягать. В итоге Лизе пришлось самой позвонить Эдуарду.
– Чего тебе надо? – спросила она.
– Хотел извиниться за летучку.
– Ладно, считай, простила. Это все? Или ты через полчаса опять за какой-нибудь хренью явишься?
– Лизочка, я не за хренью, я за тобой… То есть я хочу объяснить, почему я…
– Я же приняла твои извинения.
– По голосу этого не чувствуется.
– Будь доволен таким, какой есть.
– Я все понимаю, ты обижена, но я не отстану – и через полчаса приду за хренью.
– Чего