– Нас хотели взорвать! – кричал в это время на заваленной обломками и окровавленными телами улице Сен-Никез первый консул.
Ланн и Бессьер настаивали на том, чтобы возвратиться во дворец Тюильри.
– Нет, – твердо сказал Наполеон, – мы едем в Оперу!
Наполеон вошел в свою ложу с виду совершенно спокойный, так что публика в театре только через некоторое время узнала о происшедшем. Когда же в зале прошел слух о взрыве, публика устроила Бонапарту бурную овацию. Тот сдержанно поклонился. Лицо его было бледным, а губы чуть заметно дрожали.
Но он не долго демонстрировал спокойствие. Показав перед публикой в течение нескольких минут, что никакая опасность не способна сбить его с намеченного пути, Наполеон поспешил в Тюильри, где уже собрались все значительные лица той эпохи, чтобы узнать, что случилось и чем все это кончится.
Едва войдя в комнату, где находились собравшиеся, Бонапарт расслабился и отдался на волю всей горячности своего характера. Громким голосом он закричал:
– Полюбуйтесь, вот дела якобинцев! Эти мерзавцы хотели меня убить! В этом заговоре нет ни дворян, ни шуанов[1], ни духовенства! Я стреляный воробей, и меня не обмануть. Заговорщики – это просто бездельники, которые вечно бунтуют против всякого правительства. Если уж их нельзя усмирить, то надо их раздавить. Надо очистить Францию от этой негодной дряни. Им не должно быть никакой пощады!
Позже, немного успокоившись, он сказал жене:
– Тебе, дорогая, здорово повезло. Они метили в меня, но вполне могли попасть в тебя.
Жозефина и ее дочь Гортензия рыдали.
– Разве это жизнь? – воскликнула сквозь слезы Жозефина. – Сегодня твоим врагам не повезло, но в следующий раз счастье может им улыбнуться. Теперь только и будешь делать, что постоянно бояться убийц.
– Надо будет устроить головомойку министру полиции Фуше, – подумав, сказал Наполеон.
– На твоем месте я не имела бы дел с этим человеком. Я его боюсь.
– Что ты хочешь? Могу ли я сейчас обойтись без него? Он такой ловкач, я из этого всегда смогу извлечь выгоду… И потом, будь спокойна, моя дорогая, это дело позволит мне пойти дальше. Они еще не знают…
И действительно, через четыре года Наполеон уже был императором всех французов.
Начавшееся немедленно следствие на первых порах ничего не выяснило, и никто не был арестован на месте взрыва. Наполеон, как мы уже знаем, был убежден, что и на этот раз покушение было организовано якобинцами, то есть республиканцами, которые остались верны Республике. Министру полиции Жозефу Фуше он так и объявил: он уверен, что «адская машина» была подложена якобинцами. Намеки Фуше, что, возможно, заговор был другого происхождения, встретили лишь насмешку: конечно, бывший член Конвента, бывший «левый» якобинец теперь стремится выгородить своих