На цыпочках передвигаюсь по мягкому ковру, но, кажется, все равно создаю слишком много шума.
Мне уже практически удается добраться до лестницы, как зал неожиданно озаряется ярким светом люстры.
Вздрагиваю.
Кажется, что вот прямо сейчас, небеса упадут мне на голову.
– Далеко собралась? – жесткий голос отца выражает в себе весь спектр красок его злости.
Нервно усмехнувшись, оборачиваюсь.
Папа сидит в кресле, покручивая в руках мой мобильный.
Он что, был там? Это он натравил группу захвата?
Кажется, папа еще отчаянней, чем я думала. И власти имеет гораздо больше.
– Где ты была, дочь? – он не стерпит вранья, об этом я знаю, но сказать правду язык не повернется.
– У Ксюхи, – кажется, что мой голос подрагивает.
– А где ты должна была быть, Алевтина?
– Я же сказала, что замуж насильно не выйду! – во мне откуда-то берется смелость, когда я вспоминаю тот неприятный инцидент, из-за которого, в общем-то, все случилось.
– А я и не спрашивал твоего согласия! – папа сатанеет. Он резко поднимается с кресла, возвышаясь во весь свой немаленький рост.
По ступенькам спускается мама. Она сильнее запахивает шелковый халатик, и я вижу, что ее глаза раскраснелись.
– Ты выйдешь замуж за того, за кого я скажу! – орет отец. – Потому что я решаю! А ты исполняешь, поняла!
Никогда не видела его таким. И такого ужаса, по-моему, раньше никогда не испытывала.
– Я всю жизнь горбатился ради тебя и матери! Ради вашего благополучия и достатка! А ты что? Ты просто неблагодарная сучка! Которая, помимо всего прочего, еще и нагло врет мне прямо в глаза!
– Саша! – мама пытается утихомирить взбесившегося отца, но от его злости, кажется, даже стены могут загореться. – Давай, мы все остынем, и поговорим завтра?
– Завтра эта неблагодарная девка носа из своей комнаты не покажет! И будет там сидеть, пока Тимур не заберет ее в свою постель. Я тебя, дрянь, наручниками к батарее пристегну за такие выходки! Только попробуй мне дернуться! Без моего разрешения чтобы даже не дышала!
Становится жутко. Я этого человека будто впервые вижу.
Он так просто говорит обо мне, будто я вещь. Его вещь, которой он может распоряжаться по своему усмотрению.
Глаза начинает щипать от слез.
Горло раздирает болью.
Даже мама больше не заступается за меня.
Кажется, она тоже боится отца.
И я не знаю, что сейчас задело меня больше – обида или разочарование.
Я просто за секунду увидела в родных людях то, чего не пожелаешь увидеть никому.
Неужели, мое счастье здесь никого не интересует? Неужели, это правильно – обвинять детей в том, что пришлось их воспитывать, тратиться на них, любить их?
Мне хочется сдержаться, не показывать слабость, но не выходит. Начинаю плакать.
– Скрылась с моих глаз! – я уже просто не узнаю папу. – Иди, пока не убил тебя собственными руками.
Бегу не оглядываясь. Мне очень хочется