На этот раз побег, другого слова я, увы, не находил, был не от родителей и даже не от себя или в поисках себя. Побег от неизвестности в еще большую неизвестность. Хуже и не придумать. Мои мысли прервала Мира:
– Вэл тебе так и не ответил? – ее голос был слабым и тихим, она явно переживала за сына.
Я отрицательно покачал головой и нахмурился. Я знал Вэла достаточно, чтобы понять: если он решил молчать, то никто и ничто не вытянет его из угрюмого безмолвия. Так было и раньше, после смерти, точнее, самоубийства его девушки Марты. Вэл тогда погрузился в бесконечную депрессию и пропал для всех. Мы не общались долгие полтора года, я писал безответные сообщения, которые становились все более редкими, пока однажды не получил его спокойное: «Привет, Кир. Давненько меня здесь не было. Как дела?»
– Он выходил на связь после «откровений Лианы»? Хотел бы я знать, что он обо всем этом думает, – также тихо спросил я Миру, будто нужно было скрывать от кого-то наш разговор.
Секунда колебания. Едва уловимая.
– Нет, – на этот раз громко произнесла Мира. В ее кофейных глазах читалась решимость, которая, как ни странно, противоречила выражению молодого лица: между бровей пролегла глубокая морщинка, а губы слегка подрагивали. Я знал Миру всю жизнь, все-таки она – мать моего лучшего друга и жена лучшего друга отца. Сколько себя помню, она всегда была прямолинейной и честной женщиной, безбоязненно выступая за справедливость, даже если бороться приходилось против убеждений моего твердолобого папаши.
И сейчас я знал, что она мне соврала. Когда она отвернулась и быстро пошла к своей семье, меня накрыло всепоглощающее чувство, что мы совершаем ошибку. Точнее, что я совершаю ошибку. Пусть прочие решат за себя сами, но мне следовало любыми способами добраться до чертового упрямца Вэла, чтобы узнать его мнение и понять причины, почему он не стоит сейчас с нами здесь – на нескончаемом таможенном контроле. Я судорожно стал оглядываться по сторонам: не уверен, в поисках фантомного друга или путей отступления. Как вдруг заметил двух полицейских, приближающихся в нашу сторону. Их твердая стремительная походка сквозь плотную толпу потерянных отчаявшихся людей и устрашающий внешний вид – черные матовые шлемы и обвешанные оружием черные костюмы – вселяли одновременно ужас и восхищение. Я безразлично отвернулся и уперся взором в оцепеневшего Стаса: он безотрывно смотрел на полицейских. «Вот дерьмо, это за ним!» – пронеслась в голове оглушительная мысль, судорожно раскручивавшая клубок причинно-следственных связей: «Стас работает с секретными данными, могла ли в них быть государственная тайна? Вдруг он не имеет права уезжать? Но он здесь, а значит, возможно, нарушает закон. Но он же еще не выехал из страны и, к тому же, уволился. Или должно пройти несколько лет, прежде чем он может уехать? Черт!»
Я поспешно обернулся, тихо молясь, чтобы «черные шлемы» оказались в другой стороне зала, но наткнулся на одного из них, вплотную подошедшего