Стоило мне подняться наверх, как я услышал новую ссору.
– Ко мне в кабинет! – рявкнул я на собачащихся женщин.
Раскрасневшиеся женщины вошли внутрь, с гневом уставились друг на друга.
– Читайте!
Я достал из ящика стола два листа бумаги, раздал.
– Женский вопрос?!
Первая очнулась Елена. Лохтина тоже пробежала название глазами, зачитала вслух:
– Святые учат: боговоплощение было бы также невозможно без материнского подвига Богородицы, без ее свободного человеческого согласия. Как оно невозможно без творческой воли Бога. То есть Богу важна свободная воля женщины, Христос воспринимает женщину как личность и требует от верующих…
– Отче, это вы написали?! – Елена потрясла листком.
– Начало Булгакова, – слегка покраснел я. – Для сугрева публики. А далее тако ж он печатал, но мысли мои.
– Первое. Дать всем женщинам в империи право голоса. Поначалу на местных выборах, а если опыт удастся, то и всероссийских, – Лохтина вернулась к документу. – Второе. Право избираться в Думу. Хм… Смело. Третье. Принять законы, улучшающие женское состояние в обществе. О разводах, о выплатах на содержание детей, об образовании, о вредных фабриках.
– Четвертое. Запретить проституцию, закрыть публичные дома.
В кабинете повисло молчание, обе женщины разглядывали меня как диковинку.
– Разврат запрещен заповедями. Как там сказано в Притчах? – пожал плечами я. – «Блудница – глубокая пропасть».
Получилось двусмысленно. Одновременные отношения с Лохтиной и эсеркой именно что под разврат и попадали. Мои «пропасти» возмущенно переглянулись.
– Или вы миритесь и работаете над общим делом, – я срочно решил поменять тему, – или вон из общины.
– Что значит общее дело?
– Партии «небесников» потребна женская фракция. Вон гляньте на Вторую Думу. Одни мужики! А Рассея – она женщина!
На эту сентенцию и Лохтина, и Елена согласно кивнули, вновь посмотрели друг на друга. Уже без гнева, оценивающе так.
– Скажу Перцову устроить встречу с репортерами.
Женский вопрос – это бомба. После того, как она взорвется, и Лохтиной, и эсерке будет не до бабских разборок. Успевай отбиваться и агитировать.
– Нас заклеймят сумасшедшими суфражистками… – покачала головой Елена.
– Пущай клеймят, – махнул рукой я. – Как сказал один восточный мудрец, сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь. В вашу победу я верю. Вона скока в вас сил!
Эх… Зря я это озвучил.
– Аборты, – тихо произнесла Лохтина.
– Да,