Сила сексуальности не перманентна, но скрыта, так как обнаружить её можно лишь в момент, когда в собственные руки она возвращает свои отличительные властные регалии. Сексуальность неотличима ни от чего до тех пор, пока её атрибутивный символ не будет её фигурой выражен в мире, и тогда она учреждает пространство, в чью область воздействия попадает субъект. Но лишь посредством добровольного принятия её символов он приносит ей присягу во служение согласно её законам; сексуальность учреждает обстоятельства и лишает субъект его свободы, она организует пространство и назначает условия действия в нём, восседая на незримом троне. Она есть суть сам интеллект, учреждающий структуру мысли в формы и образы её власти, о которых сказать можно столь малое, сколь и можно сказать о тайне; устремленность человеческого к сексуальности есть устремлённость к знанию, выраженному в мистериальной традиции познания как доступнейшему способу обрести интеллектуальное откровение.
Различение обстоятельств и перманентная сохранность правил учреждает познающий субъект в субъект знающий, в следствии с чем знание о сексуальности становится навыком сексуального мышления. Навык такого мышления есть само мышление и в этом смысле оно выступает как направленная форма комедии, которая учреждает ответ не в пределах интеллектуального откровения, но самой сексуальной мистерии. Можно сказать, что высшей формой комедии действия выступает коитус, являясь тем самым самодостаточной формой интеллектуального действия. Как нельзя познать себя, не приступив к познанию собственного тела, так и нельзя познать мир, не приступив к познанию собственной сексуальности.
Если понимать проблему комедии как проблему несоответствия со статусом, то мы тем более имеем в оголении субъекта акт лишения статусных регалий, обретённых посредством “социальной магии” по Пьеру Бурдьё. Институации личности и контраст деконструкции позволяет сказать о том, что есть фигура “трикстера”, когда в культуре такой маргинал, причем в культуре слабомобильной как вертикально, так и горизонтально, имеет сексуальную связь с представителем высшей страты власти, или к страте приближённой к высшей.
Вопрос заключается не в том, сколь человечество перестраивает культурные поля согласно открывающихся в обществе путям мобильностей, но лишь эпизод, позволяющий познать сексуальность как комедию определяет между ними разницу лишь в том, что смысловые поля премодерна, модерна, пост и метамодерна расширяют сами собой человеческую сексуальность, а тот, кто не может в силу