И я поспешила выполнить указание.
Никогда так быстро я не спускалась по лестничным пролетам, перепрыгивая через две ступеньки, буквально подлетая на поворотах, скользя по перилам.
Цифры этажей менялись, шел обратный отсчет. Три… два… один…
Уже перед выходом из подъезда неудачно поставила ногу. Лодыжку на мгновение пронзила острая боль. Но стиснула зубы и рванула тяжелую входную дверь на себя.
Вот только вместо сладкого глотка свободы в лицо дохнул гнилостный запах – дорогу мне перегородил один из подручных матери.
– Пардон муа, но миледи желает вас видеть, – гаденько захохотал субъект, которого даже распоследние опустившиеся бездомные посчитали бы слишком вонючим и мерзким. Кажется, мать звала его Тал.
Он был из низшей нечисти, один из тех, кого мать использовала для самых грязных поручений. И сейчас он тянул ко мне свои руки.
Попыталась увернуться. Сбоку на меня навалились еще двое. Схватили за волосы, больно оттягивая те назад. Сунули под нос что-то пахучее. В голове моментально зазвенело. Я не уснула, нет. Видела все происходящее четко. В руках появилась слабость. Я всё ещё вырывалась, но тщетно. Даже магию призвать толком не получалось.
Наверняка один из маминых отваров, которые она так любила.
Из глаз брызнули злые слезы. Едва успевшее выглянуть солнце снова заволокли тучи, пока меня тащили к машине, заморосил мелкий дождь.
– Отпустите! Я никуда с вами не поеду! – крикнула я, надеясь привлечь внимание людей. Но судя по тому, как равнодушно шли прохожие, как безучастно скользили по нам взглядами мамочки с колясками, гуляющие во дворе, Тал использовал какой-то артефакт для отвлечения внимания.
Ровным счетом никому не было дело до того, как меня запихивали в салатовый «Матиз». Ушибленная нога болела, в руках мучителей оставались клоки моих волос.
Дождь усилился, отзываясь на мои эмоции. Но что от него было толку? Разве что порадоваться, что Тал и другие шестерки матери промочат ноги и простудятся.
В тот момент, когда я все-таки оказалась заперта в машине вместе с громилами, дверь подъезда, у которого меня поймали, с грохотом распахнулась. На пороге стоял… орк.
Татуировка на плече светилась желтым потусторонним светом. Под кожей перекатывались мускулы. Огромный. Зеленый. Злой.
В полной боевой форме. Разъяренный донельзя Дит кинулся к машине.
Идущая по улице старушка едва удержала своего с лаем рвущегося пса:
– Тиша, тише! Тише, ну куда ты? Бегают тут всякие… на тот свет, что ли, торопятся…
Взревел мотор, но орк перегородил шестеркам матери дорогу, схватившись за капот.
Даже с заднего сиденья я видела глубокие вмятины впереди, оставшиеся от его когтей.
Тал сдал назад, крутанул руль.
Машине удалось отъехать, а капот остался в руках у орка. Я обернулась, глядя, как Дит с раздражением откинул его и сам бросился в погоню.
Шины визжали и скрипели от резкого разгона.
***
Дитрих, конечно, бегал хорошо, но