– Шут бы меня побрал! – не заметил, как вслух сказал. Сказал, а шут – враг человеческий – враз как есть тут! Из
картины, где с бабами толстомясыми в обнимку был намалеван, – выпрыгнул.
– Что прикажешь, казак, то все исполню.
Казак пригляделся: шут взаправдашний – и с рогами и с копытами —• морда козлиная.
– А мог бы ты, – говорит, – скажем, меня в станицу перенести!
А шут уж все наперед знает.
– Не только труда не составит, но можем вам на годок отпуск сделать, свадьбу сладить, опосля назад в сохранности! Только уговор…
– Эх! – говорит казак. – Шут с тобой! Знаю. Бери мою душу! Шут ажник ногами от радости застучал.
– Вот это, – говорит, – дело. Только у нас все по чести: сначала моя служба, а с вас пока расписочка.
Явилась сразу бумага, перо… Ткнул шут пером казаку в руку, крови добыл, казак-то бумагу и подмахнул.
И в ту же секунду в Кумылженской со сватами у своей невесты оказался.
А шут обличье казака принял, да на службу на год заступил.
Как его мундиром-то сдавило! А он сутулый, кривоногий, да не выправленный. Стоит шут, как в колодке, чувствует, не то сукно трещит, не то у него кости ломаются. Да это бы все не беда – ремни у него на одном плече! Все казаки ремнями перекрещены, потому, может, и в бою невредимы бывают, что и спереди и сзади на них ремнями имя Христово написано, а шуту такое никак невозможно. Не может он имя Христово на себе принять – враз исчезнет.
А идет мимо вахмистр старший по караулу, как увидал шута кривого, да что у него все ремни на одном плече, чуть его паралич не разбил. Схватил он шута за загривок, выволок под лестницу, да по морде, да по морде, чтоб службу понял! У того в голове кружение, а из глаз искры! А вахмистр его охаживает! И в брюхо, чтоб не отвисало, и по спине, чтоб крюком не была. По спине-то как наладил – так у шута казачья расписка из-за пазухи вылетела.
Вахмистр как увидел, до того в сердце вошел, до того кровью, как клоп, налился, аж синий отлив дал!
– Это! – спрашивает, – что? Это что за прокламация! Ах ты,
цицилист поганый! – да такую по шуту сапогами дробь дал, что снопу на току и то легче приходится!
Порвал вахмистр казачью расписку, не читая, чтобы, значит, вольнодумством не заразиться, а клочки-то все шуту в пасть затолкал! Дал кулаком по кумполу, тот клочки-то все и проглотил! Так расписка долго жить приказала.
А шут, от крутого мордобою, все волшебства свои позабыл. Да и то сказать – Рождество. Нечисть враз силу теряет.
Притащили шута в казарму.
– Ой, – думает шут. – Хоть я в праздник отлежусь! (Вишь ты, уж и Христову празднику рад!)
Только глаза закрыл, а дежурный урядник тут как тут:
– Ты чего разлегся! А коня доглядать?!
– Так ведь праздник, вашбродь, – шут лепечет.
– А нам что – на праздник коня в ланбард ложить? –