– Кейт, нет! – ворвался в практически угасшее уже сознание пленницы дрожащий голос Регины Дастел. – Она не твоя! Ещё не твоя! Возвращайся, Кейт! – решительно скомандовала она. – Я её задержу!
Екатерина Алексеевна понятия не имела, как тщедушному комочку тумана это удалось, но издавшая раздраженный чавкающий звук воронка Тьмы вдруг выплюнула её.
Совершенно обессиленную. С раскалывающейся на миллиард звенящих осколков головой. С бешено вращающимися перед глазами то сходящимися, то расходящимися кровавыми кругами. Не чувствующую ни рук, ни ног…
«Это неправильно! Не она должна умереть, а я! Потому что я уже мертва, а она ещё жива!» – ранеными птицами забились лихорадочные, полные боли и смятения, мысли в голове незадачливой некромантки. – Нет! – надсадно прошипела она и, сделав над собой титаническое усилие, заставила себя воспарить над довольно причмокивающей черной трясиной, которая словно, словно это был леденец, смаковала светлую душу самоотверженного и храброго профессора.
– Возвращайся, Кейт! – прозвучал из чавкающей бездны умоляющий голос.
– Нет! – упрямо возразила Екатерина Алексеевна.
Глубоко вздохнула и, в буквальном смысле, словно с трамплина, нырнула в клубящуюся в трясине Тьму…
– Кейт, нет! Нельзя! – внезапно услышала она детский голос. – Если не ради себя, то ради меня! Возвращайся, Кейт!
Вцепившиеся в её руку маленькие пальчики, оказались одновременно столь горячими, что даже обожгли, и столь сильными, что сумели, в буквальном смысле, выдернуть её из щупалец трясины.
Укутанный в серебристое сияние десятилетний парнишка укоризненно-строго посмотрел на подругу. И взгляд его был точь-в-точь каким смотрят отцы на своих излишне беспечных и неразумных дочерей.
– Идём домой, Кейт! – безапелляционно заявил он, по-прежнему крепко сжимая руку девушки.
Заметив, что звёздная дорога, по которой за ней босиком пришёл Марик, становится всё более тусклой, и, понимая, что без неё этот упрямец не вернётся, Екатерина Алексеевна кивнула, и ступила вслед за парнишкой на тропу…
В то же мгновение настойчиво взывающий к ней, угрожающе-мерзкий шёпот притих. Исчезло также и ощущение того, будто из неё неумолимо капля за каплей высасывают жизненную силу. Ей бы обрадоваться, испытать облегчение. Однако сердце вдруг кольнуло дурное предчувствие и душу, словно языком пламени, обожгла тревога.
Что-то не так.
Слишком легко отступила от неё Тьма. Слишком как-то вдруг потеряла к ней интерес и успокоилась… Нет, не успокоилась. Хуже! Она довольна… Довольна настолько, что чуть ли не мурлычет!
Как только девушка, к которой он привязался как к сестре, ступила на тропу, Марик выдохнул с таким облегчением и озарился такой счастливой улыбкой, что Екатерине Алексеевне до сердечной боли, до душевного крика захотелось наплевать на оставшихся внизу неупокоенных зомбят, о которых она совсем забыла