По какой причине нас поселили вместе, мы даже разбираться не стали. Я махнула рукой, и блондин считал возмущения бессмысленным занятием. Все равно не расселят. И если для Тонсли выделили целую четырехместную комнату, то две наши кровати, два стола и один шкаф впихнули в одноместную. На личное пространство там не то что места не оставалось, там вдвоем стоять было нельзя. Но… Мы как-то выживали назло всем инструкторам и медленно закипающему от гнева Ланвельду.
Работать в одной связке с Инетером оказалось легко и просто. Я быстро училась и адаптировалась за счет своих мозгов, а он был просто сильным магом из древней аристократической семьи, прошедшим службу у одного из сильнейших заклинателей мира. Такое накладывало свои отпечатки. И там, где многие новички зеленели, бледнели и блевали дальше, чем видели, он стоял с совершенно равнодушной миной на лице. Простые же академические занятия и вовсе не доставляли хлопот. Если раньше мы соперничали за лидерство и звание лучшего ученика, то теперь приходилось работать сообща и отстаивать уже звание лучшей двойки академии. И нам это удавалось.
Но когда мы сдали экзамены для перехода на третий курс, Тонсли не выдержал и закатил инструкторам скандал. Он не мог поверить, что его – наследника героев войны, бравого герцога, национального лидера и далее по списку, смеют держать на третьем месте из-за какого-то выпендрежника мажора с папиной кредиткой и девицы из нищебродской окраины, у которой и способностей особых нет. Хлесткие слова ударили наотмашь, и я едва не задохнулась от возмущения. Но тяжелая рука, прилетевшая мне по заднице, мгновенно привела в чувства и дала понять, что не время раскисать.
С того момента я возненавидела Ланвельда всей душой. Я хотела показать ему его законное место. Растоптать и сделать так, чтобы он и думать забыл о возвращении в большую политику. Нет… У него слишком мало мозгов для осознания всего произошедшего в тот момент. Если бы у меня был шанс вернуться, я бы обязательно пошла до конца. Но черт! Мы дружили девять гребаных лет, и он лучше других знал, как сломать меня. Как сделать так, чтобы у меня и мысли не осталось о том, что я хочу продолжать весь этот балаган.
Перед тем как начать третий курс, я услышала от куратора группы, что Ланвельд поставил условие всему преподавательскому составу и даже министру образования. Либо он становится лучшим и единственным выпускником, либо уходит с огромным скандалом. Потому было принято решение, что меня исключают из академии в связи с переуспеваемостью. Мои мозги не нужны в кадетском корпусе, от них будет только куча проблем и никакого толку. Боевка должна быть глупой и исполнительной, а не рассуждать о том, правильно или неправильно поступать тем или иным образом, как это делала я.
На мое закономерное удивление: «А