Глядя на эту старую женщину, я видела саму себя. Мы родственные души. Она понимала, что значит выживать любой ценой, и похитила чужие документы, чтобы обрести свободу. Хотелось бы и мне так преуспеть в жизни.
Наверное, ей повезло, что она попала ко мне, а не к другому волонтеру. Трудно сказать, но возможно, что человек с более твердыми моральными устоями, чем у меня, начал бы задавать неудобные вопросы, выдавливая из женщины компрометирующую ее информацию. По всей видимости, добросердечный волонтер мог бы понять, что женщина страдала во время войны, но не так, как те, кому предназначались компенсации. Наверное, во время войны она жила в постоянном страхе разоблачения. Кто знает, скольких людей ей пришлось подкупить, с кем подружиться и кого соблазнить, чтобы сохранить свободу. Но, возможно, нашелся бы юрист, не желающий помогать человеку, спасшемуся за счет нарушения общепринятых правил и норм. Должны ли мы испытывать отвращение к людям, берущим у системы то, что не принадлежит им по закону, пользуясь прорехами в социальном законодательстве? Некоторые, наверное, смогли бы упрекнуть мою клиентку в том, что она воспользовалась арийской внешностью, чтобы избежать участи своего народа. Но ей повезло: я не испытывала нравственных колебаний. Бумаги были оформлены, и пара отправилась в ближайший ресторан обедать.
Приходилось ли вам, к ужасу окружающих, молниеносно принимать важные решения? Социопаты славятся спонтанностью поведения. Я, например, просто не знаю покоя; мне трудно надолго сосредоточиться на чем-то одном, я редко удерживаюсь на одной работе больше нескольких лет. Социопатам как воздух нужны внешние стимулы, без них мы начинаем скучать и поступаем необдуманно. Темная сторона нашей импульсивности состоит в том, что мы фиксируем внимание на чем-то одном, отвлекаясь от всего остального, и теряем способность прислушиваться к доводам разума. Но если большинство, поддаваясь моменту, теряет голову, я делаю то же с холодным сердцем.
Я никогда никого не убивала, хотя часто хотелось, но тут я едва ли отличаюсь от остальных. Мне редко хотелось убить кого-то из близких; чаще такое желание возникало в отношении случайных людей, почему-либо вызвавших раздражение. Однажды, когда я была в Вашингтоне на конференции правоведов, рабочий в метро попытался пристыдить меня за то, что я попыталась войти на закрытый эскалатор. Он спросил меня по-английски с сильным иностранным акцентом: «Вы что, не видите желтый барьер?»
Я: Желтый барьер?
Он: Да! Я только что поставил барьер, и, значит, проход на эскалатор закрыт!
Я смотрю на него без какого-либо выражения.
Он: Это нарушение! Разве вы не знаете, что входить на закрытый эскалатор нельзя? Вы же нарушаете закон!
Я